Смерть за добрые дела. Анна и Сергей Литвиновы

здесь не подходит. Ведь когда на дом является комиссия, смотрят первым делом на условия. Имеется ли еда. Есть ли у ребенка место, где уроки учить. С этим у парня явно все в порядке. Жаловаться на отца мальчик тоже не станет. Синяки спишет на хоккей: спорт травматичный. И уйдут помогатели ни с чем. А сразу, как дверь за ними закроется, сыну еще больше влетит.

      Но Саше (так звали автора крика о помощи) Полуянов все-таки написал.

* * *

      Надя

      На следующий день Юля в библиотеке не появилась, и Надя сразу начала волноваться. До обеда пыталась себя убедить: да мало ли почему не пришла? Может, в работе пытается забыться. Или плачет в подушку. А то и впервые в жизни напилась, чтоб унять душевную боль. Но воображение постоянно рисовало страшные картины. Юля у распахнутого окна на подоконнике (интересно, на каком этаже она живет?). В теплой ванне с бритвой в руке. Или высыпает в ладонь горсть таблеток.

      К обеду нервы не выдержали. Посмотрела в читательской карточке телефон, вышла из зала в коридор, набрала номер. Пять длинных гудков, семь, десять. Сердце упало. Нельзя было ее вчера отпускать. Уговорами, силой привести к себе, оставить ночевать – Димка бы понял.

      Автоответчик не включался. Двенадцать безнадежно долгих гудков. Шестнадцать. Двадцать.

      В «Кайросе» прецедент уже был. У женщины трагически погиб любимый муж, она попросила о помощи: не видела смысла жить дальше. Дело взяла эксперт – позиция рангом выше, чем Надина. Митрофанова еще порадовалась. Эксперта по имени Лидия она знала. Ответственная и очень душевная женщина, дипломированный психолог.

      Но через месяц несчастная все-таки покончила с собой.

      Шеф созвал экстренную встречу для ближайших соратников. Лидия рыдала. Сквозь слезы рассказывала про сеансы психотерапии, как вместе ходили в театры, готовили блюда экзотические, разговаривали бесконечно.

      – Она улыбаться начала. За собой стала следить, подкрашивалась!

      И – нарядная, полностью в чистом – совершила суицид.

      Шеф по своим каналам выяснил: самоубийство продумано, хорошо подготовлено. В квартире идеальный порядок. Свежее завещание. На столе записка.

      Надя заплаканную Лидию жалела едва ли не больше, чем неведомую ей самоубийцу. Но шеф оказался неумолим:

      – Ты же психолог! Должна была догадаться. Предвидеть. Остановить ее.

      Как ни умоляла Лидия дать шанс, доступ в «Кайрос» ей был закрыт.

      И Надя страшно боялась. Нет, не того, что ее саму исключат, – что Юлина смерть тоже будет на ее совести.

      Но на двадцать пятом гудке девушка неожиданно ответила. Голос тусклый, безжизненный:

      – Але?

      – Юлечка, это Надя.

      – Зачем ты звонишь? – почти враждебно.

      – Хотела узнать, как дела.

      – Дела очень плохо. Феликс мне не звонит. И номер мой заблокировал.

      Фоном слышалось завывание ветра, вороны надсадно каркали.

      – Юль, а ты где?

      – Я гуляю.

      – Где