На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади. Владимир Сонин

часто бывает. Порой я смотрю на людей, пусть молодых и красивых, и, кажется, вижу все количественное разнообразие их интимной жизни. Возможно, все это чушь собачья и имеет так же мало отношения к действительности, как мир моего папы в последний год его жизни, но здесь я почему-то верю в истинность своих ощущений.

      При виде Маши в моем воображении не возникал ее образ в связях с многочисленными партнерами, и хотя она намекала на кое-какое разнообразие в личной жизни, которое вполне могло быть на самом деле, я в это почему-то не верил. Я больше верил в скрытое и скрываемое одиночество, а еще – в многочисленные попытки, в подавляющем большинстве безуспешные, это одиночество разбавить. Такие люди, все неприятности которых заключаются в слабой способности притягивать, но склонности притягиваться, похожи на маятники, вечно колеблющиеся, но колебания эти скрывающие.

      Другое дело – личности вроде моей мамы. Ей даже не надо было прилагать усилий, чтобы поклонники появлялись стремительно и вроде бы ниоткуда, через самое короткое время готовые на самые нелепые безумства. И если начинались отношения сами собой, скорее по воле природы, то их продолжительность целиком и полностью зависела от ее решения, пусть и предсказуемого. Связи ее были короткими и разрывались без колебаний, несмотря на все непостоянство, неудовлетворенность и даже страдания.

      Глава 7

      Удивительно вообще, что семья наша просуществовала, пусть и скорее формально, так долго. Они женились, когда я уже был в ее животе, и, как красиво говорится, она шла к алтарю, а по-нашему в загс, со следами на белье того, чем с ней накануне всю ночь до утра, пока мой папочка блаженно спал у себя дома, делился ее новый красавец-друг, что, разумеется, уже не могло исполнить своего природного назначения, потому что в ней был я. Уже тогда из-за меня начал нарушаться естественный ход событий в жизни как минимум двух человек, и стоит ли поэтому удивляться, что я столь часто слышал это «из-за тебя» после появления на свет. Упомянутая подробность их бракосочетания была чем-то вроде семейного достояния, которое папа демонстрировал во время их ссор, надо сказать, частых и громких. Каждый раз он принимался упрекать мою мать именно за это: не потому, я убежден, что это был единственный повод, но потому, что подобное было действительно из ряда вон выходящим – если, конечно, случилось на самом деле. Всякий раз отец как будто снова и снова удивлялся, до какой степени низости она должна была дойти, чтобы сделать такое.

      «На тебе были трусы в чьей-то вонючей сперме!» – яростно визжал он.

      Она же, в начале ссоры говорившая, что он чокнутый безумец, в конце взбешенно дразнила его чем-то вроде:

      «Да! Да! Он трахал меня всю ночь, как настоящий мужик, пока ты, придурок, спал!»

      Удивительно, но каждая их ссора, в сущности, разыгрывалась по одному и тому же сценарию на основе именно того случая, реального или