Маленькие боги. Олеся Салунова

сломанная дверь, впуская осенний холод.

      – Листья желтеют, – констатировал с грустью он, продолжая смотреть в окно.

      Но она не обращала внимания на листья. Она смотрела перед собой и причитала:

      – Что же я наделала?.. Если бы я была в рыжей курточке с капюшоном, мне было бы тепло, – и снова прижалась к нему.

      – Какой дом большой, смотри! – он показал на пролетающую мимо многоэтажку.

      – Ремонт телевизора тысяч 10 будет, – рассуждала она.

      – Да-а-а… Домик, я тебе скажу, – продолжал он о своем, сворачивая голову, чтобы еще раз посмотреть на дом, пока тот не скроется за деревьями.

      – Слышишь? – говорит она. – Ремонт телевизора тысяч в 10 обойдется!

      – Да ну нет! Не больше 3—5 тысяч, я уверен.

      – Тогда малина, – засияла она.

      – Никогда не будет ремонт в стоимость телевизора! – чеканя каждое слово, произнес он. – Могла бы зонтик, кстати, посушить. Пока едем, высох бы!

      – Тише, лап, тише! – сказала она, почти баюкая.

      И вдруг суетно подскочила:

      – Ой, Кратово! Может, мы от Москвы едем? Мы ж вроде Кратово проезжали…

      – Кратово… – он был спокоен и мечтательно добавил, – Тут был лагерь, озеро должно быть…

      – Я согрелась, – сказала она и сняла его руку с себя.

      – Видишь, там брызги на окне, а тут – нет, – он наблюдатель, ему нравится, что происходит и за окном, и на окне, да и хохлится перестал, успокоился. – Смотрю вон, люди по погоде одеваются, а ты…

      Потом обнял ее, заулыбался и оттаял:

      – А ты не надела курточку с капюшоном…

      И мне стало так тепло. От этих разговоров про желтые листья, про дома за окном, про непочиненный телевизор, про хлеб и картошечку. От того, что он такой мнимый суровец и от того, что она называет его «лапой» и не скрывает своих чувств.

      Они вышли на Отдыхе. Подскочили – зонт, палка, все на месте – и устремились в уличную осень.

      Им было, наверное, лет 70—75.

      Бездна, пучина и хлябь: кое-что про районные библиотеки

      Районные библиотеки – бездна, пучина и хлябь.

      Сначала тебя засасывают автоматические двери, и ты такой удивленный, заходишь и думаешь: я быстро, мне только книжки сдать, а бдительность, между тем, теряешь.

      Не успеваешь опомниться, на тебя гардеробщица-ундина из недр выплывает и говорит: «Вы разденьтесь, а то там людей много – в очереди придется стоять, вспотеете», – заманивает, заманивает в глубины.

      Я путник покорный: снимаю пальто, сдаю, получаю номерок. Вроде правила есть правила, а чувство почему-то такое, как будто меня обманом будут держать здесь до самой турецкой пасхи.

      Осторожно прохожу внутрь.

      Тишина.

      Ищу много людей, заглядываю за стеллажи, под ковер, за цветы.

      Нет людей в библиотеке. Нет очереди. Стоять не за кем. Потеть некогда.

      Один только мужичок весь с концами утонул в российском шансоне – криминал, бандиты, разборки.

      И всё.

      В библиотеке