.

сказала Бренда в заключение. – Живут же люди!

      После чая появился Джон Эндрю и тут же завладел разговором.

      – Здравствуйте, – сказал он. – Я не знал, что вы приедете. Папа сказал: как хорошо раз в кои-то веки провести воскресенье без гостей. Вы охотитесь?

      – Давно не охотился.

      – Бен говорит, что все, кому позволяют средства, должны охотиться для блага страны.

      – Наверное, мне средства не позволяют.

      – А вы бедный?

      – Ради бога, мистер Бивер, не разрешайте ему вам докучать.

      – Да, очень бедный.

      – Такой бедный, что можете называть всех шлюхами?

      – Да, такой.

      – А как вам удалось стать таким бедным?

      – Я всегда был бедным.

      – А! – Джон потерял интерес к теме. – А у серой ломовой на ферме глисты.

      – Откуда ты знаешь?

      – Бен сказал. А потом, это по навозу видать.

      – Боже мой, – сказала Бренда, – что бы сказала няня, если бы слышала тебя?

      – А сколько вам лет?

      – Двадцать пять. А тебе?

      – А чем вы занимаетесь?

      – Ничем особенным.

      – На вашем месте я бы чем-нибудь занялся, чтоб заработать деньги. Тогда вы могли бы охотиться.

      – Но тогда я не мог бы называть всех шлюхами.

      – В этом все равно проку нет.

      (Позже, за ужином в детской, Джон сказал:

      – По-моему, мистер Бивер ужасно глупый, а по-твоему?

      – Откуда мне знать? – сказала няня.

      – По-моему, из всех, кто к нам приезжал, он самый глупый.

      – Гостей хулить – бога гневить.

      – Было бы в нем хоть что-нибудь хорошее. У него глупый голос и глупый нос, глупые глаза и глупая голова, – выводил Джон, точно в церковном хоре пел, – глупые ноги и глупое лицо, глупые руки и глупое пальто…

      – Кончай-ка ужинать, – сказала няня.)

      Вечером, перед ужином, Тони, встав позади Бренды (она сидела у туалетного столика), склонился над ее плечом и скорчил в зеркале рожу.

      – Я страшно виноват перед тобой – кинул на тебя Бивера и удрал. Ты была с ним очень мила.

      Она сказала:

      – Это не так уж тяжело. Его можно пожалеть.

      А в это время чуть дальше по коридору Бивер обследовал свою комнату с основательностью многоопытного гостя. Настольная лампа отсутствовала. Чернила в чернильнице пересохли. Огонь в камине давно потух. Ванная, как он уже отметил, была черт-те где, в башенке, куда надо карабкаться по узкой лестнице. Кровать ему не понравилась – ни на вид, ни на ощупь; он для пробы прилег, и пружинный матрас, с ямой посредине, угрожающе задребезжал. Обратный билет в третьем классе стоит восемнадцать шиллингов. А еще чаевые надо давать.

      Тони чувствовал свою вину перед Бивером, и поэтому к обеду было подано шампанское, хотя ни он, ни Бренда шампанского не любили. Не любил его, как оказалось, и Бивер, но тем не менее он был польщен. Шампанское перелили в высокий кувшин и передавали по кругу как символ гостеприимства. После чего они отправились в пигстэнтонский