Призраки Калки. Алексей Павлович Пройдаков

гривнами – на толстых шеях.

      «На чём старшие града сдумают, на том и пригороды станут» – таков был древний обычай.

      Теперь всё выходило иначе.

      Обострились противоречия между старыми Ростовом и Суздалем и новым Владимиром. Это и было противоречие между старым родовым боярством и новым служилым сословием.

      Поэтому после убийства великого князя в 1174 году, когда разгорелась кровавая борьба за владимирский стол, суздальцы, в том числе и дед Семён, ведомые боярином Андреем Фёдоровичем Голтяевым, выступали в поддержку его рязанских племянников, старших по возрасту Мстислава и Ярополка Ростиславичей.

      С другой стороны выступали младшие – Михаил (Михалка) и Всеволод.

      Они-то и одолевали.

      В 1176 году Михалка сгиб под серой завесой тайности, но Всеволод исхитрился и наголову расколотил войско Мстислава, а потом и рязанского князя Глеба, который вскоре умер в темнице.

      Ростиславичей Всеволод лишил зрения и отпустил на волю.

      Хотя какая же воля без света божьего?

      Великокняжеский стол во Владимире, словно норовистого коня, оседлал Всеволод III Юрьевич.

      Судьба Суздаля, таким образом, была решена, никакого князя ему не досталось, он просто вошёл в состав княжества, в наименовании которого сохранилось его славное название – «Владимиро-Суздальское».

      Горожане горевали крепко, но решили жить дальше.

      В память о сгибшем старшем брате слободу у речушки Мжары, при её впадении в Каменку-реку назвали Михайловской, и отныне все, кто в ней проживал, стали княжьими людьми, неся тягости и повинности такого сословия.

      Но, к немалой радости суздальцев, новый великий князь, прославленный народной молвой жесткосердным, стал по-отечески заботиться не только о стольном граде Владимире, но и о прочих градах. Суздаль особо привлекал его, и это сказалось во многом.

      В 1194 году полностью обновили изрядно потрёпанную ограду Суздальского кремля.

      – То и лепо! – восклицал дед Семён. – Нас уже булгары сердито осаждали и похотели взять, когда Владимир только срубили малой крепостицей.

      Денно и нощно трудился он над новым рубленым ограждением.

      Маленький Федя приносил батюшке ядь[36] и с замиранием сердца взирал, как лихо летают стружки по сторонам, а отец топором так и метёт, поправит ремешок на волосах – и опять, озабоченно шепча при этом:

      – Вишь, тын Мономахов. Был хорош, да стёрся весь, напрочен стал для борони нашей…

      А всего через пару лет, ровно в 1196 году, начался большой ремонт собора Успения Пресвятой Богородицы в кремле, тако же возведённого во времена Мономаховы и тако же зело обветшавшего.

      Коренным суздальцам глядеть на сие обветшание было горько: Богородица считалась покровительницей Суздальщины. И на тебе – великий князь не пожалел казны, затеяв огромное обновление главного собора.

      Отрадным было и то, что для обновления собора звали мастеров «не от немец», а своих – княжеских, епископских.

      Любо и

36

Ядь – еда.