Чучело. Игра мотыльков. Последний парад. Владимир Железников

а он убеждал задержаться, хотя сам отлично понимал, что все его доводы полнейшая ерунда, а главное состояло в том, что ему страшно не хотелось, чтобы Ленка уезжала. И поэтому он оборвал свою речь на полуслове, наклонился к ней и признался просительным шепотом:

      – Ну не могу я так сразу!.. Ну давай завтра.

      Ленка выхватила деньги из рук Николая Николаевича.

      – Ты слышала? Я согласен на завтра, – в последний раз попросил он.

      Николай Николаевич озадачил Ленку – ее ли это дедушка говорит?

      Она подняла глаза и увидела его спокойное, неподвижное лицо. Только тонкий жгутик шрама, идущий от виска к углу жестких, сухих стариковских губ, предательски побелел, и потерянные глаза, спрятанные под козырьком кепки, выдавали его сильное волнение.

      – A y тебя заплатка на рукаве оторвалась, – вдруг заметила Ленка.

      – Надо пришить. – Николай Николаевич ощупал заплатку.

      Ленка увидела, что шрам на дедушкином лице снова стал еле заметным, и сказала:

      – Ты бы купил себе новое пальто.

      – У меня на это нет денег, – ответил тот.

      – Вот про тебя и говорят, что ты – жадина. – Ленка прикусила язык, но обидное слово уже выскочило, теперь его не поймаешь.

      – Жадина? – Николай Николаевич громко рассмеялся. – Смешно. – Он с большим вниманием стал разглядывать свое пальто. – Ты думаешь, что в нем ходить совсем уже неприлично?.. А знаешь, я это пальто люблю. В старых вещах есть что-то таинственное… Утром я надеваю пальто и вспоминаю, как мы с твоей бабушкой много лет назад покупали его. Это она его выбирала… А ты говоришь – купи новое!..

      Их взгляды опять встретились – нет, не встретились, а столкнулись, потому что каждый из них думал об отъезде.

      – Ну ладно, – сказала Ленка, – поеду завтра. – И купила два билета.

      Они пошли домой, сопровождаемые неизвестно откуда налетевшим дождем, омывающим сухую предзимнюю землю, – они даже не заметили, как он начался.

      Когда они вошли в комнату, то в открытую форточку влетела музыка и крики ребят.

      – У Сомовых гуляют. – Николай Николаевич спохватился, что сказал не то, и как бы невзначай закрыл форточку.

      Но музыка и крики были так громки, что и затворенная форточка не спасала.

      Тогда Николай Николаевич сел к пианино, что он делал чрезвычайно редко, и демонстративно открыл крышку.

      – Ну что ты так смотришь на меня? – спросил он у Ленки, перехватив ее взгляд. – Меня почему-то потянуло к музыке. И нечего меня гипнотизировать.

      Николай Николаевич заиграл громко и задиристо. Потом вдруг оборвал игру и молча, с немым укором посмотрел на Ленку.

      – Не смотри на меня так! – не выдержала Ленка и крикнула: – Ну что ты один будешь тут делать?.. Бери картины с собой, и поедем вместе!

      – Что ты… Опомнись! – Николай Николаевич в волнении стал рассматривать картины. – Это невозможно. Они родились здесь… На этой земле… В этом городе… У этой реки… Здесь им вечно жить… Однажды во время войны я лежал в госпитале,