Чучело. Игра мотыльков. Последний парад. Владимир Железников

выйти из укрытия, но Димка прижал меня к стене.

      «Так, может, он сам тогда приедет? – как-то тихо и неуверенно спросил Рыжий. – Вот было бы здорово!»

      «Ну что ты… – Тетя Клава вздохнула: – Сам он никогда не приедет».

      «Почему?.. – Я никогда не слышала, чтобы у Рыжего был такой печальный, отчаянный голос. – Мы же три года не виделись! И ты сама сказала, что он рад, что ждет».

      «Не соберется… У него работа».

      «Соберется! Соберется! Соберется!» – вдруг закричал Рыжий.

      «Ты что, Толик?.. – Мне было видно, как тетя Клава обняла сына. – Ну не плачь!»

      «Рыжий! – донесся голос Лохматого. – Их здесь нет! Бежим!»

      «Ну я им покажу! – Рыжий вырвался из рук матери. – Ну у меня Чучело попляшет!..»

      «Толик! Толик!» – закричала тетя Клава, но Толика и след простыл.

      Тетя Клава вошла в парикмахерскую и столкнулась с нами – она, видно, забыла про нас.

      «А-а-а, вы еще здесь! – сказала она. – Постойте, постойте, вы же из одного класса с моим Толиком?»

      «Из одного», – выдавил Димка.

      «А почему вас в Москву не взяли?» – спросила тетя Клава.

      Мы с Димкой переглянулись.

      «Ну, потому… – ответил Димка, – потому, что мы вчера сбежали с урока в кино».

      «Вот бессовестные! – Тетя Клава покачала головой. – Вот негодники!»

      Мы не стали ее слушать и выскочили из парикмахерской. Димка вдруг почему-то положил свою руку вот сюда.

      Ленка показала Николаю Николаевичу, как Димка положил руку ей на плечо.

      – Ну, как будто мы взрослые, парень и девушка. – Она улыбнулась и посмотрела на Николая Николаевича: – Вот когда тебе было двенадцать, ты обнимал девушку?

      – Я?.. В двенадцать? – Николай Николаевич совершенно потерялся от этого вопроса.

      Он хотел соврать Ленке, что, конечно, обнимал, но потом почувствовал, что покраснел, как мальчишка, – врать он совсем не умел, – и сознался, что не обнимал.

      – Вот видишь, – победно сказала Ленка, – а Димка меня обнял. Днем. При всех. При солнце и при людях. Рука у него была горячая-горячая. Я так от этого обалдела, что рот у меня сам собой полез к ушам, и я забыла, что решила быть красавицей. Я была рада, что Димка меня обнял, только я жутко смутилась, ноги у меня не двигались, а я вся съежилась, чтобы стать поменьше.

      А когда мы так вышли на нашу улицу, то Димкина сестра, зловредная Светка, увидела, что мы идем обнявшись, и как завопит:

      «Жених и невеста! Тили-тили тесто! Жених и невеста! Тили-тили-тили тесто!»

      «Вот дура, – сказал Димка. – Ты не обращай на нее внимания!»

      Я оглянулась на Светку и сказала:

      «Ну крикни, крикни еще раз!»

      «Ленка – невеста! Ленка – невеста! – истошно заорала Светка. – А Димка – жених!» – И бросилась наутек.

      Мы остались на месте. Знаешь, дедушка, мне почему-то понравилось, что Светка меня дразнила. – Ленка повернулась к Николаю Николаевичу: – Это плохо?

      – Почему же плохо, – ответил Николай Николаевич, – это в какой-то степени замечательно.

      – Вот и я так подумала! –