Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Стиховедение. М. Л. Гаспаров

использовал этот стих в духовной оде, Гнедич переводил им Оссиана, Давыдов – Горация, Батюшков – Грессе, Ап. Григорьев (по воспоминаниям Фета) писал им даже драму о Вадиме Новгородском. В прямых же стилизациях народной поэзии этот стих встречается и у Мерзлякова (в «Надгробной песни З. А. Буринскому» – даже 5-стишными строфами), и у Кольцова, и у Никитина, и у Клюева, и у Есенина («Песнь о Евпатии Коловрате»). Звучание этого размера общеизвестно:

      Ах! не все нам горькой истиной

      мучить томные сердца свои!

      ах! не все нам реки слезные

      лить о бедствиях существенных!

      На минуту позабудемся

      в чародействе красных вымыслов!..

(Н. Карамзин, «Илья Муромец»)

      Этот размер сыграл необычайно важную роль в подготовке русского стиха к принятию дактилической рифмы: неслучайно первые русские стихи с дактилическими рифмами (после редких экспериментов XIX века) – «Ах, почто за меч воинственный…» и «Отымает наши радости…» Жуковского – были написаны именно 4-стопным хореем. Но это – предмет для особого исследования[56].

      г) Трехстопный ямб с дактилическим окончанием в народном стихе, как мы видели, занимает скромное место. Однако уже в песеннике Чулкова есть песня, выдержанная в этом размере (III, № 111: «На улице то дождь, то снег, То дождь, то снег, то вьялица, То вьялица-метелица…»); с ним экспериментируют Сумароков («Не будет дня, во дни часа…»), Мерзляков («Ах девица-красавица…»), в 1820‐х годах мы находим его у Ф. Глинки, у Цыганова, у Дельвига («Мой суженый, мой ряженый…»), в 1830‐х – в одном из известнейших стихотворений Кольцова:

      Весною степь зеленая

      Цветами вся разубрана,

      Вся птичками летучими —

      Певучими полным-полна…

      «Весенняя» тема кольцовского стихотворения, по-видимому, подсказала Некрасову выбор этого размера для его «Зеленого шума» (1862), а отсюда он был перенесен в эпопею «Кому на Руси жить хорошо» (начатую в 1864–1865 годах). До Некрасова использовал этот размер в эпосе И. С. Аксаков (один из кусков полиметрической поэмы «Бродяга», 1852); новшеством Некрасова было то, что вереницы строк с дактилическим окончанием он первый стал перебивать «концовочными» строчками с мужским окончанием, членя их на отчетливые строфоиды. Источник этого новшества был указан еще К. Чуковским: это чередование дактилических и мужских рифм в водевильных куплетах и юмористических стихах 1840‐х годов («Родился я в губернии Далекой и степной…»). Стих «Кому на Руси жить хорошо» отлично изучен[57], поэтому на его ритмических особенностях можно здесь не останавливаться. Дальнейшей же истории этот размер в русской поэзии не имел: монументальная поэма Некрасова надолго исчерпала его выразительные средства.

      д) Из других попыток имитации народного стиха двухсложными силлабо-тоническими размерами можно указать на 3-стопный хорей: «Девицы-красавицы…» Пушкина, «Без ума, без разума…» Кольцова. От этого стиха с дактилическими окончаниями следует отличать стих с женскими окончаниями, традиция которого тянется от «Дедушка, девицы Часто говорили…»

56

Гаспаров М. Л. К семантике дактилической рифмы в русском хорее // Slavic Poetics: Essays in Honor of Kiril Taranovsky. The Hague, 1973. P. 143–150 (в настоящем издании – в составе монографии «Метр и смысл». Гл. 1: т. III, с. 28–39).

57

Рейсер С. А. Трехстопный ямб поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» // Некрасов и русская литература. Кострома, 1974. С. 189–124.