Врата вечности. Вадим Иванович Кучеренко

Джеррик! Меня извиняет только то, что я не ожидал тебя здесь увидеть. Меня зовут Гэйл.

      – Прощаю тебя, Гэйл, – буркнул кобольд. – Но только на этот раз. И при условии, что ты откровенно ответишь на все мои вопросы.

      – Спрашивай, – кивнул Гэйл.

      – Кто ты? И что здесь делаешь?

      – Я охраняю посольство. И одновременно надзираю за заключенными. Их всего двое, так что…

      – Меня интересует молодой рарог по имени Филипп Леруа, – нетерпеливо перебил его Джеррик. – Он здесь?

      – Да.

      – Проводи меня к нему.

      – Но…, – замялся домовой.

      – В чем дело? – гневно оттопырил нижнюю губу Джеррик.

      – Мне нужно разрешение. Иначе меня накажут.

      – Скажи мне, Гэйл, – вкрадчиво спросил Джеррик тоном, напоминающим шипение рассерженной змеи. – Кто может что-либо разрешить или запретить главе Совета тринадцати?

      – Но эльф Фергюс приказал…

      – Это неправильный ответ, Гэйл, – кривая усмешка обнажила черные клыки кобольда. – Ты меня разочаровал. Я могу приказывать Фергюсу, но Фергюс может только исполнять мои приказы. Как и ты. Если, конечно, ты не хочешь оказаться на месте заключенного, которого охраняешь.

      – Вот уж нет, – хмыкнул Гэйл. Он явно не блистал умом, но твердо заучил должностные инструкции, предписывающие, как ему поступать в том или ином случае. А потому упрямо повторил: – Но эльф Фергюс приказал…

      Джеррик вспомнил старинное изречение, гласившее, что споры погубили мир. Tradidit mundum disputationibus. Переубеждать ревностного служаку было напрасной тратой времени. И он помахал перед носом домового предусмотрительно заготовленным приказом.

      – Как видишь, Совет тринадцати предписывает освободить рарога, если я сочту это нужным.

      – Печать, подпись… Все, как полагается, – бормотал домовой, внимательно разглядывая бумагу и чуть ли не пробуя ее на зуб. – Вот это другое дело! Теперь если даже эльф Фергюс…

      – Молчи! – не сдержавшись, крикнул взбешенный Джеррик. – Я не желаю больше слышать ни единого слова о Фергюсе. Веди меня в камеру к рарогу.

      Продолжая что-то бормотать себе под нос, Гэйл открыл неприметную дверь в стене и повел кобольда длинным и темным коридором, который постепенно спускался вниз. Его едва освещали факелы, развешенные по стенам. В конце коридора Джеррик увидел две массивные железные двери с узкими зарешеченными бойницами на уровне глаз, расположенные напротив друг друга. Гэйл открыл ту, что была по правую руку, и пропустил Джеррика вперед. Кобольд вошел и увидел Филиппа.

      Рарог лежал на каменном ложе, подложив руки под голову, и спал. Или только притворялся спящим, как заподозрил Джеррик. Слишком тихо и ровно он дышал, а черты его красивого лица были спокойны и безмятежны, словно он не был узником и не провел в этой сырой затхлой камере последние десять лет.

      – Оставь нас, – приказал Джеррик надзирателю, который, шумно сопя, переминался с ноги на ногу за его спиной. – Но никуда не уходи, будь за дверью. Войдешь, как только я позову.

      Гэйл, что-то буркнув