Врата вечности. Вадим Иванович Кучеренко

физические увечья были редкостью среди духов природы.

      – Аластер любил работать по ночам. Однажды часа в четыре утра он проголодался, пошел на кухню и что-то съел. В темноте он не увидел, что это была отрава для крыс, – пожал плечами Фергюс. – Во всяком случае, так мне рассказала его жена, Скотти, но при этом она отводила глаза в сторону. Перед этим в последнее время у них что-то не ладилось в семейной жизни. Возможно, она не могла простить ему, что он принял равнодушно смерть ее незаконнорожденного сына. Крега раздавил свалившийся на него огромный кусок скалы.

      Фергюс помолчал, словно вспоминая события тех дней, а потом, как будто спохватившись, закончил свой рассказ.

      – Так вот, отведав крысиного яда, Аластер должен был умереть, но после длительной болезни только потерял зрение. Сам он уверяет, что для художника слепота хуже смерти. Правда, только в те редкие часы, когда разум возвращается к нему.

      – Бедняга, – сочувственно произнес Афанасий.

      – Его жена Скотти говорит то же самое, – кивнул Фергюс. – Да вот, кстати, и она сама.

      Дверь, ведущая в башню маяка, отворилась и на пороге появилась старуха в низко надвинутом на лоб чепце, из-под которого равнодушно смотрели на мир выцветшие бледно-голубые глаза. Кожа ее была иссиня-бледной от старости и казалась почти прозрачной. Увидев Фергюса и лешего, она поклонилась и сказала:

      – Меня не предупредили, что будет гость. На ужин у нас нет ничего, кроме лепешек из ячменной муки и немного сыра. Если мне дадут немного времени…

      – Ничего не надо, Скотти, – сказал Фергюс. – Только стакан твоего домашнего пунша. Ведь у нас наверняка найдутся фруктовый сок, ром, сахар и пряности. А больше для хорошего пунша ничего и не надо.

      – А вот и нет, – упрямо поджала сморщенные губки старуха. – Еще я добавляю для вкуса душистые травы и сухое красное вино. Да и ром для пунша лучше всего взять ямайский. А у нас, кажется, не осталось ни одной бутылки. Я просто поражаюсь, как можно быть слепым и одновременно безошибочно находить дорогу в мою кладовку, а в ней полку, на которой я храню бутылки с ямайским ромом.

      Последняя реплика явно предназначалась не Фергюсу, а мужу, но разрушительный снаряд не попал в цель. Аластер не слышал, что говорит его жена, увлеченный своей картиной.

      – Уверен, что ты что-нибудь придумаешь, – произнес Фергюс. – И поторопись, к вечеру начнется шторм. Поэтому наши гости должны вскоре покинуть остров, если не хотят, чтобы их яхту изрядно потрепало в море.

      Услышав этот недвусмысленный приказ, Скотти перестала ворчать и снова скрылась в башне. Фергюс обернулся к лешему и, заметив, что тот быстро отвел глаза, сухо спросил:

      – Ты остался мне другом, Афанасий? Или я вижу перед собой только посланца кобольда Джеррика?

      – Не оскорбляй меня, Фергюс, – ответил леший. – Ты слишком долго жил среди людей, я это тебе уже говорил однажды. И стал таким же подозрительным, как они.

      – Тогда скажи мне правду.

      – Что ты хочешь услышать?

      – Что