Новичок. Побочный эффект. Валерий Петрович Большаков

из кармана хрустящую бумажку – красненькие десять рублей.

      – Как дострою – еще «чирик».

      Отец выразительно крякнул.

      – Понял, Кузьма? – хохотнул Иннокентьич. – Вырос твой!

      – Да-а… – затянул родитель. – Ну, да-а… Большенький уже.

      Наметив улыбку, я продолжил гореть энтузиазмом. Двадцать рублей – неплохой заработок, особенно в глубинке, да и не корысти ради стараюсь. Когда пилишь-стругаешь-сколачиваешь, все мысли вон. Ни тревог, ни хлопот, ни раздумий всяких…

      Начало темнеть, когда я навесил дощатую дверь и отряхнул руки.

      – Принимайте работу, Юрий Панасович.

      «Кум Тыква» обошел мое творение, восхищенно цокая языком.

      – Ну-у, спаси-ибо! Терем-теремок! Хе-хе…

      А меня посетило нехорошее предчувствие. Собрав свои железяки, я вопросительно глянул на заказчика, мягко напомнив:

      – Мои десять.

      – Так я ж тебе дал уже! – ухмыльнулся визави в вислые усы.

      – Мы договаривались на двадцать, – медленно выговорил я.

      – А ну, давай, давай отсюда! Деньги ему! – озлился Юрий Панасович, грубо толкая меня к калитке.

      Я устоял и выцедил:

      – Ш-шкура! Да подавись ты ими!

      – Ах, ты… – и визгливые маты разнеслись в сумерках по всему двору…

      * * *

      Ночью я долго не мог уснуть. Тишина опала на поселок. В открытую форточку задувал сквознячок, не донося ни тарахтенья машин, ни пьяного гогота. Лишь из-за прикрытой двери глухо накатывал отцовский храп, да едва слышно тикал будильник – его стрелки отсвечивали зеленым, смыкаясь на единице.

      Всегда плохо сплю на новом месте. А нынче… Не знаю, может, я один на свете такой, что запросто смирился с переносом во времени?

      А что мне было делать? Орать дурным голосом? Головою об стенку биться? Ну, попал! И что теперь? Есть в моем нынешнем положении и плюсы, и минусы. Но плюсиков куда больше. Вот и радуйся… Чего ты не радуешься?

      Я тоскливо вздохнул. Впереди у меня долгий и непростой путь. Не получится у меня исповедовать мещанский принцип «моя хата с краю». Если не попытаюсь выправить тутошнюю реальность, если не предупрежу наших… Ладно! Пусть они всё равно введут войска в Афган! Но на душе будет чуточку спокойнее, если хоть что-то изменю.

      И опять стану надоедать, со своим послезнанием! Надо, мол, вывести «ограниченный контингент», пока не поздно!

      Как всё это осилить, как смочь – не знаю. С чего начинать – понятия не имею! Подметные письма слать? Тайком прокрасться на госдачу к товарищу Брежневу? Или к Андропову?

      А тут еще этот… куркуль! Зла на него не хватает…

      Я откинул одеяло, и сел, спустив ноги на коврик. Сколько себя помню, всегда меня отличала опаска, боязнь деяния. В мыслях-то я был крутой мачо, а приходит пора решимость проявить – и начинается… Цепенею и зажимаюсь.

      «Тварь я дрожащая или право имею?..»

      Дотянувшись до трикушника, натянул его. Подцепил пальцами ног сандалии, и на пуантах – к окну. Через улицу чернели угловатые объемы пятиэтажек. Луна едва выглядывала над их горбатыми крышами, добавляя ночи не