Три секунды до. Ксения Ладунка

из отделения, прямо у дверей, нас ждет большой черный «Мерседес». Охранник открывает нам двери, сам садится на переднее сиденье. Машина трогается с места, мы все дальше и дальше отъезжаем от участка.

      – Где папа? – вдруг спрашиваю.

      Том вздыхает. Смотрит в окно. Я не могу терпеть его молчание.

      – Ты ему не дозвонился?

      – Он отключил телефон. Твоя мать сказала, что он не дома. Не было времени искать.

      – Ясно…

      Я опускаю взгляд.

      – Эй, – зовет меня Том, – уверен, с ним все хорошо.

      – Спасибо тебе, – говорю я, – и прости.

      – Все нормально.

      Мы замолкаем, но, кажется, Тому еще есть что сказать. Я смиренно жду, когда же он даст волю своему гневу и выскажет мне все.

      Но вместо этого он наклоняется ко мне и доверительно произносит:

      – Слушай, Белинда… будь осторожнее в следующий раз, ладно?

      – Следующего раза не будет, клянусь…

      – Я тебя ни в чем не обвиняю, не надо клясться. Просто… ты такая молодая и тебе ничего не страшно. Я это понимаю, но хочу сказать, не надо таскать по городу наркоту.

      Я кусаю губы, смотрю в окно. Мне нечего ему ответить.

      – И еще… если ты употребляешь наркотики… делай это как угодно, только не через шприцы. Никаких шприцов.

      Мне вдруг становится невероятно стыдно, прямо до боли. Уши загораются, я спешу спрятать их под волосами. Чувство стыда такое всеобъемлющее и невозможное, что мне хочется спрятаться от Тома и никогда ему не показываться. Я киваю.

      – Я больше не буду иметь с этим дел… правда… Прости, прошу…

      – Всякое дерьмо случается, – обреченно говорит Том.

      Я немного медлю, но потом все же спрашиваю:

      – Ты рассказал маме?

      – Конечно нет.

      Я облегченно вздыхаю.

      6

      Те времена запомнились мне сплошным темным пятном, будто на улице всегда была ночь и я несколько лет не видела солнечного света.

      Мне было девять, и единственное, что доставляло мне радость, – игры с моими друзьями-соседями. Мы бегали по домам, катались по району на велосипедах, устраивали соревнования из разряда «кто дальше прыгнет» или «кто больше всех отобьет мяч от земли». В эти моменты я забывалась, абстрагировалась от всего, что происходило дома, и была обычным счастливым ребенком.

      Ничего не отличало меня от других, кроме одного: гулять я выходила редко.

      Я не могла просто взять и уйти из дома, как делали это другие дети. Когда я видела, как свободно они могут перемещаться, то до дрожи завидовала. Мне так делать было нельзя.

      Мама разрешала мне выходить из дома только тогда, когда я уберусь в квартире. Но уборка в понимании моей мамы – это явно не то, что имеют в виду все нормальные люди.

      Все должно было выглядеть идеально. Ни одной пылинки на полке. У всех вещей есть свои места, и не дай бог какой-то из них оказаться не там.

      Брызги на зеркале, отпечатки пальцев на ручках дверей – я протирала их каждый раз, когда они появлялись. Каждый день забиралась под потолок и стирала пыль с лампочек – едва ли хоть кто-то из людей