Сборник стихов. Паломничество Теодора. Сурен Галстян

сгорела и Москва,

      Народа нашего глава…

      XXXI Двадцать вторая жизнь

      Теперь же мы с моим героем

      Шагаем с декабристским строем.

      И не стоял пред ним вопрос,

      И он с уверенностью врос

      Меж сосланных рядов людей,

      Чтоб тяжкое делить их бремя,

      Чтоб защитить ему детей,

      На коих обозлилось Время.

      И Кроном так поглощены

      Все те, кто им разведены.

      XXXII

      Его души смирят раздоры

      Руси могучие просторы.

      Когда ещё он был пустым,

      Уже был обществом томим,

      Питал в себе одно желанье:

      Узреть природы чистый храм,

      Его заветное мечтанье,

      Оставив всякий шум и гам.

      В мечтах сменил уединенье

      Он на людское окруженье.

      XXXIII

      Людей он слушал, чьи умы

      И до сих пор ведь ценим мы.

      Души нашёл освобожденье,

      С людьми вступая в обсужденья.

      Героя вечно поражала

      Любовь у каторжной жены,

      Что участь мужа разделяла,

      Уехав с ним на край страны.

      И над любовью двух сердец

      Рыдал наш грешник и мертвец.

      XXXIV Тридцать шестая жизнь

      Увы, родная нам страна

      Вся в войнах уж разорена.

      И были мерзости войны

      Всегда ужасны и страшны,

      Но хуже в сотни раз война,

      Под чьим жестоким повеленьем

      Внутри себя разведена

      Страна одна с ожесточеньем.

      Но с красными лишь сохраним

      Её своей, не продадим.

      XXXV Тридцать седьмая жизнь

      И не отпущен он судьбой

      Всё из страны своей родной.

      И новое теперь вновь зло

      В сём мире гордое взросло

      Чрез силу многих адских слуг.

      Теперь же, чтоб смирить стада,

      Готов людей Господних друг

      Явить и гнев, как иногда

      Явить мог Бог за ослушанье

      Не мести в Нём горит желанье.

      XXXVI

      Считал он, что герой – страна,

      Ему ж при этом грош цена,

      Ведь жизнью жертвуют одной,

      Как будто им то не впервой.

      Хоть был на зло весьма сердит,

      Спасал не только лишь своих,

      Ведь сердце то ему твердит,

      Что должен он спасать чужих.

      Те люди в грех лишь введены

      И дьяволом ослеплены.

      XXXVII

      Но слишком всё ж герой был зол,

      И гнев в нём верный путь нашёл:

      Узреть решил он зла позор,

      К нему направил весь укор.

      Исполнил он своё желанье:

      К злодею вмиг переместился,

      Что миру причинял страданье

      И пулей с миром тем простился;

      Злодея силой оживил,

      Пытал, и резал, и травил.

      XXXVIII Сороковая жизнь

      Сидел теперь он в тишине

      При расслабляющей луне;

      Герой мой видел мир вокруг,

      Исчез тщеславный в нём испуг.

      И вскоре истечёт закон,

      Которым