.

он давно бы приказал повесить Дерека Ват Йета на центральной площади, а рядом поставить пару корзин с камнями, чтобы каждый желающий мог в него запустить булыжником.

      Но императору даже в страшном сне не могло присниться, что сам Ват Йет организовал взрывы магазина с мирным населением, здания ГУСа и дворца для того, чтобы развязать войну и завладеть источником на территории Дигона. Если бы император только знал, что его родной сын, Малек, продался Ват Йету и согласился разыграть собственное похищение, спрятавшись в надежном местечке, он бы и его придушил тоже. И уж совсем в шоке император был бы от планов Ват Йета, в которых темная, выведенная из себя театральной постановкой, уничтожила бы Пилия. Это насколько нужно не обладать эмпатией и быть равнодушным сукиным сыном, чтобы поступать так? К тому же, тьма – сила и величина неизвестная. Пользоваться ею – то же самое, что пользоваться извергающейся лавой и подчинять ее себе.

      Если бы Пеор узнал о планах Ват Йета, Ват Йет не прожил бы и дня. От него избавились бы, как от сумасшедшей ядовитой змеи, несмотря на заслуги, древний род и прочие регалии.

      Но Пеору, как уже говорилось ранее, такое и в страшном сне не могло присниться. Поэтому он, уже обняв предателя-сына и смахнув с щеки слезинку, решил наградить Ват Йета очередной имперской медалью.

      Император Пеор был счастлив и доволен. Еще бы! Ват Йет смог отыскать Малека, его сына, которого император уже мысленно похоронил. Новости, пришедшие с полей, тоже были очень приятными: Пилий непостижимым образом умер, и война сразу же приостановилась. Сам Пеор жив и относительно здоров. Это уж благодаря той девочке, темной, которую Ват Йет от себя далеко не отпускал.

      – Где девушка? За свои деяния и она достойна награды, – сказал император, прослушав сказочно прекрасный отчет Дерека Ват Йета.

      – Отдыхает, – ответил Ват Йет, – немного не в себе, устала.

      – А ее тьма…

      – Тьма, насколько я могу судить, исчезла.

      – Это как так?

      Ват Йет пожал плечами.

      Вчера он целый день пытался добиться от девчонки хоть чего-то, но она сразу же впадала в истерику после того, как просыпалась после магического «успокоительного». Поэтому Ват Йет решил подождать. Пусть придет в себя. Ей крепко досталось.

      За это Дерек испытывал вину. Он не знал, как вести себя с ней дальше. «Ты предал ее. Это было очень жестоко», – шептал ему внутренний голос. «Но я предал ее ради государства, ради жизней сотен тысяч людей», – отвечал он сам себе. Но эти ответы успокаивали его слабо.

      Он сам сейчас находился в раздрае.

      Тьма, которую он привык сдерживать столько лет, исчезла, но привычка подавлять все, что он чувствовал, осталась. Он был как человек, который тридцать лет каждое утро подвязывал яблони в собственном саду, а потом понял, что яблони подвязывать не нужно – они перестали плодоносить. А потребность осталась, привычка осталась. Так и ходит этот человек по саду, мучительно ищет, что бы ему подвязать. А нечего. И он, как дурак, по привычке накручивает на