Дело принципа. Денис Драгунский

и каково было этому человеку?

      – Ты все сказала, дитя мое? – тихо спросил батюшка.

      – Нет, – сказала я. – Были, конечно, и более мягкие казни. Ну, усекновение головы. Раз – и все, без мучений. Или вскрыть вены по приказу Цезаря и сидеть, потихоньку ослабевая и как будто бы засыпая, погрузив руки в сосуд с теплой водой. Или вообще принять медленный яд…

      В общем, распятие на кресте – конечно, жестокая казнь, но не самая страшная и мучительная.

      – Ты все сказала? – повторил батюшка.

      – Нет! – громко сказала я. – Не это самое главное!

      – Что же?

      – Да, что же? – раздалось сзади.

      Я обернулась. За моей спиной стоял папа. Мы с ним были в церкви вдвоем, но он не стал подходить к руке после проповеди и вышел наружу и вот теперь вернулся.

      – Ты подслушиваешь? – сказала я.

      – Полагаю, речь не идет о тайне исповеди? Или идет? – усмехнулся он.

      – При чем тут! – сказала я. – Послушайте, батюшка, но дело даже не в том, что распятие на кресте не самая жестокая казнь из римского, если можно так выразиться, ассортимента… Дело в другом! – И я замолчала, ожидая, что священник нетерпеливо спросит меня, в чем же дело.

      Но он молчал.

      – Дело совсем, совсем в другом! – И я загадочно покрутила пальцем в воздухе.

      Священник молчал, и у него опять начали туманиться глаза. Наверное, он опять молился в уме.

      – Так в чем же дело? – спросил папа.

      – А дело в том, что Спаситель наш Иисус Христос – он же был Бог! – воскликнула я. – Он, пардон, был и есть Бог, как сказано в Символе веры! Бог от Бога, сущий прежде всех веков! Так? А раз он сам был Бог, то он прекрасно знал, что воскреснет на третий день! Так что он вполне мог немножко потерпеть. Знаете, батюшка, – я перешла на доверительный и отчасти домашний тон, – мне полтора месяца назад вскрывали нарыв на локте, что-то там нагноилось, больно было страшно, папа послал за хирургом, приехал такой очень обходительный господин, расстелил простынку, побрызгал сулемой, впрыснул новокаин, а когда достал инструменты, я чуть не умерла со страху, такие ножики, и сейчас меня будут резать прямо по живому, но доктор сказал мне:

      «Клянусь вам, барышня. Вам сейчас будет больно. Через два часа, когда отойдет заморозка, еще больнее. Но уже вечером станет легче. Утром еще легче. А на третий день вы, клянусь вам своей профессиональной честью, на третий день вы вообще все забудете. Я буду вам резать вашу бедную ручку, а вы, прошу вас, думайте, что будет на третий день, всего на третий день!» Вы знаете, все было точно так, как он сказал! Надо было только потерпеть! Так что и Спасителю надо было всего лишь потерпеть! Что страшного – потерпеть? Даже я смогла, а я просто девочка. А он – все-таки Бог, вы понимаете? Или вы думаете, он в пятницу еще не знал, что воскреснет в воскресенье? А? Знал или не знал?

      – Заберите ее, – сказал священник папе осипшим голосом. – Уведите ее из храма.

      – Сию минуту, – сказал папа.

      Священник что-то прошептал ему на ухо. Папа