Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья. Михаил Крикуненко

избави нас от лукавого!»

      Ставлю оставшиеся свечи перед иконами, крещусь и бормочу уже на свой лад слова благодарности Богу, прошу за родных и близких.

      Зимнее солнце бьет в оконные витражи, его лучи прыгают солнечными зайцами по рамам и подсвечникам. Сегодня в это время в церкви я совсем один. Только «баба Таня» беззвучно шевелит губами, читая молитвы по такой же старой, как и сама она, книге.

      Выйдя из церкви, я еще раз перекрестился, задрал голову к сверкающим куполам, вдыхая морозный воздух. Все будет хорошо…

* * *

      – Тебе снова повезло, Ваня! – хлопнул Гусь по плечу Ивана Севрюгина, видеоинженера, страдающего аэрофобией, когда самолет приземлился.

      В Грозном нет аэропорта. За восемь лет войны от него ничего не осталось. Как и от самого Грозного. Летать в мертвый город гражданским бортам незачем. В чеченском небе появляются только истребители, бомбардировщики да военные вертушки, которые боевики периодически сбивают. Поэтому мы пробираемся в Чечню через Минеральные Воды. Это курортное место известно лечебной минеральной водой и первоначальной могилой убитого на дуэли Лермонтова, находящейся в соседнем Пятигорске. Со времен Лермонтова на Кавказе мало что изменилось. Русские солдаты по-прежнему воюют с «горцами».

      Аэропорт Минвод наполнен преимущественно бородатыми мужиками, которые кого-то встречают или куда-то улетают. Они шумно обнимаются, похлопывая друг друга по плечам, трутся щетинами в знак приветствия. На Кавказе так принято. Большинство из них смахивают на боевиков, которых полевые командиры поощрили краткосрочным отпуском.

      Лема позвонил мне на мобильный, как только мы получили багаж.

      – Алло, Миша, – слышу в трубке знакомый, низкий, с хрипотцой голос. Лема говорит с легким акцентом, – я на месте.

      – Хорошо, будем минут через десять, – ответил я.

      Лема – чеченец, ему за пятьдесят. Подрабатывает тем, что возит в Грозный телевизионщиков. Мы доверяем ему. Лема никогда не опаздывает и всегда конспирируется. Он опасается, что нас могут похитить и потом требовать выкуп у телеканала. Мы тоже этого боимся. Журналисты – лакомый кусок для местных торговцев людьми. Стараемся не привлекать к себе внимания, но нас выдает аппаратура.

      – Эй, какой канал? – кричит бородатый таксист, видя большую камеру «Бетакам» в руке Гусева. – В Грозный едете? Давай отвезем, эй, недорого!

      – Отвезешь, отвезешь. К брату своему в зиндан отвезешь, – злобно шипит Гусь бородачу.

      – А что, много за тебя дадут? – хохочет тот. – Я слышал, тут одних телевизионщиков за миллион долларов выкупили! Правда, э?

      – А ты у своего брата-миллионера спроси. Он с тобой не поделился, что ли? – огрызается Гусь.

      Бородатому шутка понравилась, и он снова захохотал, скаля белые резцы.

      Несмотря на середину декабря, погода почти весенняя. Солнце, выглянувшее из-за горы Змейки, покрытой Бештаугорским лесом, растопило редкие островки снега на площади, и мы пытаемся обходить лужи и грязь, в которой