Земное притяжение. Селфи с судьбой. Татьяна Устинова

прутьев, и за прутьями оказался медведь, которого Макс Шейнерман никогда не видел в зоопарке, только из окна кабинета в гостях у тёти Фуфы. Маленький Макс забирался в кресло – оно крутилось и выворачивалось из-под него, – ложился животом на мраморный подоконник и смотрел в вольер.

      Когда медведь выходил из зимней квартиры, был праздник, даже торт пекли.

      «Наполеон» в тридцать листов.

      Медвежья клетка вновь превратилась в тетрадный лист, и в клетках оказались заперты слова.

      «Сноповязалка», «обобщение», «логарифм», «выселок», «телефон», «засов», «гром».

      Гром не грянет, мужик не перекрестится. Гром победы, раздавайся. Когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом.

      Макс открыл глаза.

      За окном лило и гремел гром – должно быть, первая гроза в этом году. Утренний свет тихонько колыхался и подрагивал от дождя, и хотелось снова уснуть, и чтоб непременно приснился медведь и кресло тёти Фуфы.

      В доме было тихо, только вздыхал где-то вчерашний запуганный пёс, которого привезли Джахан с Хабаровым. Он долго не хотел идти в дом, а когда его всё же уговорили, почти бегом бросился в угол между диваном и книжным шкафом и там остался, сколько его ни звали.

      …После работы я вернусь домой и куплю собаку. Не очень большую, чтобы можно было брать в самолёт. И не очень маленькую, чтобы можно было поговорить. Я буду выбирать собаку долго и со вкусом, возможно, даже посоветуюсь с Дашкой. Впрочем, какой из Дашки советчик!..

      Думать о собаке и Дашке было приятно.

      Макс намеренно усилием воли запрещал мыслям вернуться к тому, что стало ему очевидно ночью.

      Он знал, что всё правильно, но сначала он встанет, умоется и выпьет кофе, а уж потом будет проверять. Во всём должна быть система.

      Он всегда мылся холодной водой, но в тамбовском «частном секторе» вода была какая-то уж совсем ледяная. Макс сильно озяб и растирался полотенцем до красноты, до боли.

      Одевшись, он зажёг на кухне газ, погрел над пламенем конфорки руки и поставил чайник.

      Джахан не появлялась, хотя всегда вставала раньше всех.

      Макс сварил кофе – зёрна мололись в ручной мельнице, которую он таскал с собой, на чашку холодной воды примерно три большие ложки кофе, так его когда-то научили в Италии, отрезал кусок сыра и задумчиво съел.

      …Я прав, прав. Ну конечно, я прав!..

      Кофе поднялся коричневой шапкой, и за секунду до того, как закипел, Макс снял его, осадил пену и снова дал подняться. Теперь нужно подождать, пока осядет гуща. Он подождал.

      Вот теперь можно пить и проверять любые гипотезы.

      Он отрезал себе ещё сыра и забрал кусок вместе с чашкой в комнату.

      …Значит, «гром», «засов», «телефон», «выселок», «логарифм», «обобщение», «сноповязалка».

      И «вомбат»! Там ещё был «вомбат», вдруг вспомнилось ему.

      Всё моментально сошлось, и он поглядел на пирамиду слов.

      …Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев, погибший странной смертью в библиотеке имени Новикова-Прибоя!..

      – Макс,