Земное притяжение. Селфи с судьбой. Татьяна Устинова

он здоровей тебя! Хорош прикидываться, дедуля! К тебе сегодня мужик подходил, чужой, не местный! Давай, давай, крути мозгой, вспоминай, твою мать! Чего ему надо было!.. Чего он спрашивал у тебя?!

      – Сы… сынки, – прокашлял третий голос. – Забирайте чего есть, только не бейте больше! Больно мне… Не знаю никакого мужика, мало ли их за день подходит… Не помню я…

      Хабаров под стеной сарая огляделся по сторонам. Ему нужна палка. Самая обыкновенная палка – хорошо бы, не сразу сломалась.

      – Серёг, погодь, говорю, отъедет он!..

      – Твою мать, ты ещё!.. Давай, дедуля, бормочи, а то опять больно сделаю! Высокий мужик, куртка нараспашку! Чё он тебе дал?! Чё ему нужно было?!

      И снова короткий глухой удар, стон и бульканье.

      – Про собачку спрашивал, – прохрипел третий голос. – Как звать…

      – Давай собаку сюда! Волоки, сказал! Если ты, дедуля, что следует не вспомнишь, я кобеля твоего прям щас начну на куски резать!

      За стеной раздался визг, громкий и страшный, и кто-то взял Хабарова за плечо.

      Джахан умела так появляться – словно происходил акт материализации.

      Она вопросительно кивнула снизу вверх. Хабаров показал на пальцах – двое. Она кивнула в обратном направлении, утвердительно. Хабаров выломал из куста толстый прут. Быстро и бесшумно они подобрались к хлипкой дверце и стали по разные стороны.

      Хабаров прутом сильно застучал по стене. Внутри снова обвалился тяжеловесный мат, и дверь наотмашь распахнулась. На пороге, подсвеченный сзади, возник приземистый качок в куртке с закатанными рукавами.

      – Чего тут такое, твою мать?!

      Хабаров хлестнул его по лицу. Качок схватился за щёки, остальное доделала Джахан. Алексей Ильич даже не стал смотреть, что именно. Он точно знал, что у него за спиной всё будет сделано чётко и аккуратно.

      Он шагнул в сарай, второй попятился от него к стене, зацепился ногой и чуть не упал.

      – Ты кто? – спросил он перепуганно.

      Хабаров не стал отвечать, ударил два раза. В лицо – от злости, и по шее – чтобы успокоился. Тот закатил глаза, покачался и рухнул ничком.

      Давешний дядя Саша, которому Хабаров выгреб из кармана всю мелочь, боком лежал на топчане. Нечесаная борода была залита кровью, рубаха тоже в крови, пятнами. Он с присвистом дышал и дрожал всем телом. В углу на тряпье валялся пёс, то ли дохлый, то ли оглушённый.

      – Джо?

      – Пусти, я посмотрю.

      Она моментально переложила старика на спину, оттянув веки, по очереди посветила фонариком в глаза, задрала рубаху и ощупала рёбра. Старик зашёлся кашлем и стал подтягивать ноги к животу.

      – Тихо, – велела Джахан. – Тихо, тихо.

      – Только не бейте больше, детушки, – прокашлял старик. – Сил нет терпеть, помру…

      – Дядь Саш, это я, – сказал Хабаров. – Помнишь, утром?..

      Старик разлепил залитые слезами глаза и уставился на Алексея.

      – Так ты, выходит, жив, – выговорил старик. – А я думал, прикончили они тебя.

      – Серьёзных повреждений нет, – сказала Джахан. –