Тени Королевской впадины. Владимир Михановский

раз реку пересекали мосты, близ которых было особенно опасно: мосты усиленно охранялись, и каждый раз Талызину приходилось делать огромный крюк, на который уходило немало времени. Тем не менее он упорно придерживался реки, поскольку она, как он убедился по встреченной на перекрестке дорожной схеме, вела к Гамбургу.

x x x

      «Гамбург – 2 км» – лаконично извещала готическими буквами аккуратная табличка у дороги. Талызин замедлил шаг. Любой полицейский или военный патруль может счесть его подозрительным. Правда, солдатский мундир со знаками за ранения, которым снабдили его в лагере, сидел довольно ладно, и его можно привести в пристойный вид.

      Он погляделся в окно одноэтажного домика, выбежавшего к самой дороге, поправил головной убор, мысленно повторил придуманную на ходу версию и решительно направился в сторону цирюльни. Над ее крыльцом весело скалился с вывески цирюльник в грязно-белом фартуке, с ножницами в руке. Что-что, а побриться было необходимо.

      В скромном салоне клиентов не было. Скучающий парикмахер сидел у окна и просматривал «Фелькишер беобахтер». «Странно, совсем молодой мужчина – и не в армии», – отметил про себя Талызин, переступив порог.

      – Добрый день, – сказал он.

      – Не очень-то добрый, – проворчал мастер, отрывая взгляд от газеты.

      – Что так?

      – Того и гляди, бомба на голову свалится.

      – Трудные времена… – неопределенно произнес Талызин и прошел в салон.

      – Вы-то откуда такой? – спросил парикмахер, внимательно разглядывая посетителя и не торопясь встать со стула. – И куда направляетесь?

      – К сестре иду. В Гамбург.

      – В Гамбург? – покачал головой парикмахер. – Не советую. Там сплошной ад, бомбят день и ночь.

      Талызин развел руками:

      – Понимаете, у меня безвыходное положение. Приехал домой в отпуск по ранению, левую руку зацепило. Приехал, а дома нет. И никого нет, все погибли от бомбы.

      – Да, дела, – протянул парикмахер и поднялся. Одна нога у него была протезная. Он перехватил взгляд клиента и сказал, указывая на его знаки за ранения:

      – Вижу, и вам хлебнуть пришлось. Много ранений…

      – Потом посчитаем, – улыбнулся Талызин.

      – Прошу, – указал парикмахер широким жестом на кресло.

      Талызин сделал шаг.

      – Честно вам скажу: у меня денег нет заплатить вам за работу. На ночевке обокрали.

      – Бывает… Поэтому и вид такой? Ладно, ладно, солдат солдату всегда поможет. Садитесь!

      Ловко намыливая лицо клиента, парикмахер без умолку разговаривал. Талызин узнал, что народ разбегается от бомбежек, люди устали от войны, от очередей, от общей неразберихи. Даже девчонка-помощница – и та покинула парикмахера, и ему самому приходится взбивать мыльную пену. А что делать?

      – В последнее время происходят странные вещи, – говорил парикмахер. – По шоссе, говорят, в течение нескольких дней гнали массу лагерных заключенных.

      – Куда гнали? – спросил Талызин.

      – Осторожнее,