Жених по объявлению. Виталий Кирпиченко

остановил меня, дослушав до слов:

      Однажды русский генерал

      Из гор к Тифлису проезжал;

      Ребенка пленного он вез…

      – Что вы еще знаете из произведений Лермонтова?

      – Это, как его… «Скажи-ка, дядя!»

      – Вы имеете в виду «Бородино»?

      В ответ я согласно кивнул и добавил:

      – Еще «Герой нашего времени».

      – Разрешите мне? – обратился красавчик к скучному «Павлу Ивановичу». Получив разрешение, уставился на меня бычьими насмешливыми глазами. – Как понимать: «Герой нашего времени»?

      «Как понимать, так и понимать… Герой, вот и все тут. Не дрейфил. Чеченку, не испугался, увел», – завихрилось в голове.

      – Ну, воевали тогда с чеченцами… Вот. И он, Печорин, тоже воевал. Храбрый был. Ихними… их врагами были горцы. Тоже смелые… Вот.

      – Может, споете нам? – пропищала старушка.

      «Насмехается старая карга!» – зло подумал я и выжидательно уставился на «Павла Ивановича».

      – Если можете, спойте, – разрешил он, но по его виду можно было судить, что, если я и спою не хуже Шаляпина, все равно мне это не поможет. Моя карта бита.

      – Украинскую можно? – спросил я, ни на что не надеясь.

      – Можно. Можно монгольскую.

      – Монгольскую я не знаю.

      – Пойте, что знаете.

      «Только побыстрее и покороче», – понял я.

      Ніч яка місячна,

      Зоряна, ясная!

      Видно хоч голки збирай,

      Вийди, коханая, працею зморена,

      Хоч на хвилиночку в гай…

      Сам не понимаю, как мне удалось вытянуть верхние ноты и не «дать петуха»! Может быть, причина тому – мои постоянные тренировки в пении и во время работы, и во время безделья. От отца передалось это постоянное песенное мурлыканье. Проснулся только и уже мурлычет что-то свое.

      Команда заерзала на стульях. «Павел Иванович», как на чудо, уставился на меня.

      – Может, повеселите нас и танцами? – с кривой усмешкой спросил красавчик.

      – Чо, просто так танцевать? Без гармошки? – пытался я понять, где у них шутка, а где серьезно.

      – Гармошек и балалаек, простите-с, не держим-с. Не по карману-с. Может, фортепьяно вас устроит? Чо сыграть-то? – продолжал выпендриваться красавчик.

      – «Цыганочку» с выходом! – сказал я и с опаской посмотрел на это самое фортепьяно, за которым сидела клушей такая же безразличная к происходящему старушенция.

      При этих словах красавчик растянул губы во всю ширь.

      «Цыганочка» с ее четкими коленцами не вытанцовывалась. Она превратилась в глухое шарканье растоптанными башмаками по мягкому ковру.

      – Чо-то не так, – признался я в поражении. Но не совсем. – Я под гармошку раньше… – добавил, всматриваясь в лица комиссии. Они непроницаемы. Как маски.

      – Что будем делать с этим чудом в перьях? – наконец, обвел председатель комиссии членов.

      – Предельно сырой материал, – ответил красавчик.

      – Музыкальный мальчик! – с восторгом заявила старушка. – Прекрасный голос, что