Громосвет. Николай Максимович Сорокин

смысле, что война – это действительно мир, а в нём процветают все народы, образы и эти самые “смыслы”.

      – Радикально звучит.

      – Это ещё полбеды. Ты как музыкант мне ответь, ты нахера используешь в обложках релизов фэнтези тематику?

      – Ну я как бы играю о чём хочу, и это полноценно подходит под эстетизм.

      – Тебе не кажется, что музыка вообще не должна обладать сопровождающими её изображениями?

      – Я понимаю к чему ты клонишь: музыку ты чувствуешь как объёмное пространство, а обложки всё-таки рисованные, их не прочувствовать. Что максимум – это понимать обложку как симулякр.

      – Тут ты верно мыслишь. Если обложка как символ – это “о чём”, а обложка как симулякр – это претендент на “реальность”, но нечто должно стоять и за пределами обложек!

      – Собственно – это то самое пространство, о котором я и играю?

      – Причём им же, ты же всё таки чему-то подражаешь, иначе как ты можешь давать трекам названия.

      – Ну.

      – А то и ну, что в пределах одного каноничного жанра что бы ты ни назвал, а всё равно это самое не будет противоречить другим таким же как и ты.

      Многозначительно-поднятый палец вверх спровоцировал Репея развить наш разговор в русло надвигающегося первого Января, и так, перетекая в повседневность, мы дошли до его квартиры.

      Я втиснулся в разговор бесцеремонно:

      – Господа, вот вы верите в деда Мороза?

      – Оооой, многоуважаемый, не верится что-то.

      – Дааа, вам вот, сударь, с чего интересоваться такими вопросами?

      Все парни меня знали, – это обыкновенное дело – прервать скучнейший разговор, стриггерившись на такое слово, о котором никто и не думает, что оно провокационно. Но в такой теме как “дед Мороз” словом-триггером может являться всё что угодно. Однако на этот раз предмет разговора был мне известен заранее.

      – Вот ёлку у нас установили в России на немецкий манер, – начал я. – однако в деревнях ёлку сажали на местах упокоенных, то есть где трупы, могилы, все дела. Вот, и получалось впоследствии такое альтернативное кладбище для бедных, чистый еловый лес. Ёлка в этом смысле символизировала вечную жизнь, ну, в христианском ключе. Да, и мне налейте. – На минуту мой разговор прервался, но опустив пустой стакан обратно на стол я неминуемо продолжил. – Вот, ель – фигура надгробная, деда Мороза мы призываем как? Становимся в хоровод, поем церемониальные песни, все дела. Мне же не нужно рассказывать за символизм хоровода? Нет? – я не акцентировал на своей фигуре полноценного внимания. Двухкомнатная квартира была забита, вроде как, пятнадцатью лицами мне знакомых, преимущественно – друзей, которым я всегда, будь на то реальная необходимость, мог бы рассказать всё, что рассказываю и сейчас, однако текущие обстоятельства мою полемику оформили в русло увеселительного застольного разговора, а потому внимание к нему хоть и было, но было оно рассеянным. Следственно, даже если никто и не знал о символизме хоровода, никому и не требовалось