Громосвет. Николай Максимович Сорокин

рнет, не мог дать мне характерного, именно чувственного знания, я не верил ни единому исследовательскому слову, ни единому совету анонима, ни единому оккультисту-теоретику.

      Этот чудаковатый, даже по американски выстроенный магазин стоял скрытой тенью в одном из первоэтажных пролётов районной новостройки. О нём ни раньше, ни после упомянутых событий не слышал никто, он продержался всего год, и теперь, в крайние дни его работы, в нём оказался я.

      – А когда вы закроетесь? – спросил я у отвернувшегося консультанта.

      – На следующей неделе. Мы вроде бы даже переезжаем, но только к следующему году возобновим работу.

      – Невыгодно?

      – Да как сказать… Мы узкопрофильные, а к нам всё тянутся за “Манчкином” и “Монополиями”.

      – Не собираетесь торговать из принципа?

      – Да, политика у нас такая – не продавать попсу.

      Я смотрел ему в глаза, а он, отворачивая их в сторону книжных стеллажей, ушёл разносить остатки настольных игр, что лежали у него в руках.

      – Как к вам можно обратиться? – вопросил я у согнутой спины консультанта.

      – Федр.

      – Федр. – обозначительно сказал я. – Вы действительно можете мне помочь, но не то чтобы по теме.

      – Да, хорошо, тут без разницы.

      – Федр, мне нужен ответ. Вот вы играли в “Героев”?

      – Ну да, единички, выход один-семь-один.

      Это радовало.

      – В детстве моя мама играла в них когда я ложился спать. – продолжал я. – Получалось что-то вроде сказки, учитывая, тем более, ту проделанную работу над дизайном и музыкой.

      Консультант на этом моменте одобрительно кивнул. Я продолжил:

      – Не хотелось ли вам, стоило вам повзрослеть, сделать нечто похожее?

      – Вы имеете в виду собственную игру?

      – Нет, не совсем. Игра из “Героев” такая себе.

      – За такое в рожи бьют. – Федр уже забыл про свои обязанности, выдав в себе глухого фаната.

      – Да не, ну не об этом сейчас речь. Я вообще мало уважаю игры.

      – Тогда о чём мы разговариваем?

      – Я вот что хочу узнать: мы же понимаем, что по факту мы рассуждаем о таком мире, который некоторые называют “выдуманным”?

      – Ну обыкновенно те, кто так этот мир понимают, очевидно, сюда не заходят.

      – Вот, а если этот мир “выдуман”, а также “выдуман” и какой-то другой мир, то почему мы не можем на почве этого качественного подобия их соединить?

      Услышав этот вопрос Федр поднялся, не убрав на отведённую для этого полку последнюю настольную игру в его худых руках.

      – Ну не стоит говорить именно о “выдуманном”. Выдумать можно вообще всё что угодно, от секс-инструкторства и марафона желаний до целой альтернативной истории. А вот почему мы выбираем тот, а не иной выдуманный мир, то уже зависит от нашего спроса с того, что мы хотим услышать.

      – Уважаемый Федр. – Я произвёл ещё более значительную опору в голосе на имя консультанта. – Я не спрашиваю у вас как у продавца. Интерес мой именно в том, что даже на почве спроса, за которым может стоять множество первопричин, мы имеем дело с некоторой традицией. Она ответственна и за литературу, и за музыку, и за живопись, и за игры, и она, конечно, отвечает потребностям, но она же может существовать и без выбора форм удовлетворения. В смысле, что если мы уберём разграничение из нескольких “удовлетворяющих” вселенных, то те в причине собственной конфликтности уберут коммерческую цельность и вступят на путь противоборства друг с другом.

      – Если всё так и есть, то этот бизнес прогорел бы в разы быстрее. Если сейчас идёт речь о том, что вы хотите объединить весь этот магазин в единую вселенную, или по крайней мере найти к ней ключ, то тогда вы создадите просто другую игру на продажу.

      – Мне не столько про это хотелось утвердить, ведь при соединении несоединимого получится просто бессмыслица, что пожрёт своей хаотичной пастью и автора, и всю традицию в целом. Я скорее про то, верите ли вы в тот мир, что своей силой стоит в основе всего ценного для нас с вами как первопричину, а не как автономные объекты, удовлетворяющие праздные интересы в критические дни?

      – Я не знаю, в этом смысле я вообще агностик. Но если рассуждать о фэнтези как о том, что удовлетворяет потребности по своей природе, то, наверное, война будет самым фэнтезийным, что только может нам предложить наш мир. Если так, то именно война есть дорогая для вас традиция. Тогда я вам отвечу “нет”, а именно – мне бы не хотелось в подросшем возрасте основывать, или хотя бы участвовать в войне.

      – “Ну и душнила.” – подумал я, выходя из магазина.

      Значит война… Когда покидаешь городскую черту даже на сутки, особенно с выпивкой, ложась спать к четырём утра чтобы проснуться к девяти, открываешь глаза и чувствуешь, что ты дикарь. Хочешь – воруй, хочешь – дерись, а после беги в лес и живи еще сутки, а после кочуй, ищи места, продолжай приключения. По своему обыкновению это желание искореняется на второй день в палаточном лагере,