cнарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада. Эдуард Веркин

от излишнего бремени.

      Минут через пять в дверях показалась Аглая.

      – Убрался? – шепотом спросила она.

      – Вроде да…

      Я, нет мне покоя, вскочил с раскладушки.

      Аглая вошла. Сегодня на ней был строгий серый костюм и красные резиновые сапоги. Мне везет на библиотекарей, подумал я. Наверное, потому что писатель. Я их притягиваю и сам к ним тянусь. Это рок, судьба. Если бы я был сервис-мастером швейных машинок, на меня бы охотились швеи-мотористки. Две тысячи семнадцатый, «Швейное дело», вспоминаю с теплотой, там была одна бригадирша, звали ее Ольга.

      От Аглаи пахло сиренью. Настоящий запах, не духи. Девушка с утра собирает сирень, несет в библиотеку, потом варит кофе – от нее пахло еще и кофе. И пирожками. Чудесно.

      – Что ему нужно?

      – Если честно, не очень понял.

      – С утра тут… бродил, – поморщилась Аглая. – Высматривал, номера записывал. Потом расспрашивал, кто приехал…

      – Профдеформация, – сказал я. – Шерифом себя чувствует.

      – Это уж точно…

      Я предложил Аглае зеленое пластиковое кресло, Аглая отказалась.

      – Вы извините, я ему рассказала, – вздохнула она. – Про вас.

      – Это не тайна ведь. Федор бы и так узнал. К тому же я сам к нему собирался заглянуть.

      – Да ну его…

      Аглая смотрела на кепку.

      Я насторожился. Но Аглая смотрела уже на журналы.

      – Когда я приехала, он тоже расспрашивал – зачем да надолго ли. Бред, вам не кажется?

      – Комплекс Бобчинского, – ответил я. – Или Добчинского. Или городничего. В каждом проезжем борзописце мерещится коварное инкогнито из Петербурга.

      – Точно, – согласилась Аглая. – Хотел меня на временный учет поставить, представляете?

      – Вполне. Ничего не поделаешь, угар муниципий.

      – Что?

      – Ерунда. Знаете, я собираю разные… выражения, слова. Идиомы.

      – Все писатели так делают, – сказала Аглая. – Я сама в блокнот записывала. Кстати, а что ему от вас надо было?

      – Наверное, тоже на учет хотел поставить.

      Аглая улыбнулась.

      – Вы же знакомы?

      – Да, друг детства. Вместе мучили кошек.

      Аглая нахмурилась.

      – Фигурально, – поправился я.

      – Фигурально мучили кошек.

      – Ну, мы их не мучили, собственно… Федьке бабка постоянно велела топить всяких кошек, а я ему помогал.

      – Вы топили кошек?! – не поверила Аглая.

      – Нет, конечно. Мы их в Нельшу относили и там выпускали. В Нельше кошачья вольница была…

      – Да, я помню! У меня самой был кот из Нельши! Там они все мордастые!

      В Лухе коты глазасты, в Нельше коты мордасты, в Буе коты-онанисты, в Риге коты… Что-то заклинило на этих котах паскудных, поэст Уланов дурно на меня воздействует, надо гнать прочь этого кретина.

      – А он спрашивал, зачем вы приехали?

      – Разумеется, – ответил я. – И я ответил, что приехал писать книгу.

      – Зачем вы ему сказали?

      Аглая спросила это с трогательным волнением.

      – Видите