Трубадур. Иван Быков

стая лишилась еще одного бойца. Псы отступили, посчитав слишком дорогой такую плату за добычу. Самый проворный щенок не услышал приказ к отступлению и рьяно трепал вражескую голень. Получив удар наотмашь через морду поперек хребта, взвизгнул и умчался без оглядки оплакивать потерянное ухо и раненую спину.

      Все это произошло в одно мгновенье. Спустя миг, понесшая потери убитым и ранеными стая обиженным бессильным лаем провожала опасного гостя. Гость некоторое время пятился задом, лишь через сотню шагов за границей поселка вернул суму за спину, развернулся и перешел на обычный шаг, однако непрестанно поглядывал через плечо до тех пор, пока коробки строений не слились с горизонтом, а голоса псов окончательно не стихли вдали.

      Вначале ярость битвы заглушала боль. Теперь же голень при каждом шаге напоминала о щенячьих клыках. Но появление псов на пути служило верным знаком: там, где обитают псы, пусть даже дикие, там неподалеку обитают и люди. Псы тянуться к сытым очагам, выживают только вблизи не покинутых поселений. Где-то впереди его ждет встреча с другой стаей – человеческой, а эти создания нередко бывают пострашнее любых собак.

      Короткий отдых все же принес пользу: идти стало не то чтобы легче, но чуть веселее. Возродилась надежда. Пробудилась с новой силой поугасшая за время пути вера в правдивость слышанных от других и спетых им самим легенд. Боль в ноге притупилась, прикушенный сквозь суму локоть совсем уже не ныл. Даже прибитый черствым хлебом и солониной голод отступил на время. Цель уже рядом. Может, совсем близко. Может даже случиться, что эти псы – стражи на границе с мечтой.

      Солнце стремилось к горизонту, к той его части, где изгибался темной полосой Немой хребет – словно седой Дракон, что потерял интерес к этому искореженному миру и сонно вытянулся в тысячелетней пыли, чуть подвернув хвост. Весь его путь лежал вдоль этих древних скал – через холмистые долины, через каменистые пустыни, через мутные ручьи, еще не успевшие стать реками, через поросшие клочьями кустарников мшистые овраги, давно переставшие быть реками. Он и сам не мог объяснить, что послужило толчком к началу пути, что заставило его сделать первый шаг в неизвестность.

      Песня перетекала в песню, история – в историю. Каждый новый сказитель что-то забывал, что-то добавлял от себя. Многое зависело от публики. Пьяные мужики в таверне ждали сальных историй, и рассказчики говорили о доступных женщинах, об обнаженных телах и страстных оргиях. Люд на площадях жаждал крови и зрелищ, и актеры разыгрывали представления о лишениях и страданиях, о бунтах и войнах, о преступлениях и наказаниях. Детишки на ярмарках просили волшебства, магии, неразгаданных тайн и невиданных созданий, и певцы слагали песни о злых чародеях и хищных чудовищах.

      Купцы в караванах брали сказителей в дорогу, чтобы те пели о несметных богатствах и древних сокровищах. Поселковая стража и купеческая охрана требовали