Дом с семью головами. Тони Бранто

словно внутри отчаянно забило крылышками потревоженное насекомое. Томпсон знал это ощущение – предчувствие неприятных событий.

3

      Комната на третьем этаже была простая и удобная. Односпальная кровать, письменный стол, небольшой платяной шкаф. Над кроватью картина – цветочный ковёр.

      Сара наблюдала за реакцией.

      – Отнеситесь к этому, как к небольшому приключению, – сказала она, когда, наглядевшись на обстановку, Джеффри Томпсон повернулся к ней.

      – Знаете, я только что понял: моя жизнь отныне делится на два этапа. Всё, что было до этого утра, и то, что ещё не наступило. Я имею в виду смерть. Я как будто застрял где-то в пустоте.

      Сара позвала жестом к окну. Подойдя, Томпсон увидел место, где простоял всё утро.

      – Как видите, утёс у вас никто не забирает. Можете смотреть каждый день и представлять, как вы прыгаете.

      Она произнесла это уверенно, без издёвки и цинизма.

      – Мы постараемся заполнить вашу пустоту, если будем делать это сообща.

      Её живой непритворный голос действовал лучше любого лекарства, подумалось Томпсону.

      Он сказал:

      – У вас такое простое видение мира, мисс Холлис…

      – Зовите меня Сарой.

      – Вы ничего не усложняете. Ни себе, ни другим. Люди, должно быть, к вам тянутся, – Томпсон вздохнул. – Не понимаю как, но вы меня убедили.

      И через некоторую паузу добавил:

      – Но я оставляю за собой право поменять решение.

4

      – Я представлю вам остальных. С Урсулой вы уже познакомились.

      – Где она сейчас?

      – На чердаке. Пока кризис не минует.

      – С ней всё в порядке?

      – Иначе и быть не может, – с лёгкостью в голосе ответила Сара.

      Она провела Томпсона через гостиную в распахнутые двери оранжереи из цветного стекла. Полы в этой просторной вытянутой комнате были выложены большими мраморными квадратами. Тут и там стояли кадки с пальмами, с потолков свисали подвешенные на крючках горшки с растениями. Густая зелень мирта и китайской розы выплёскивалась из них каскадами.

      Витражные окна выходили на юг и на запад. Мебель составляли два круглых кованых столика, плетёные кресла – их спинки напоминали раскрытые павлиньи хвосты – и шкафчик у одной из стенок.

      У окна, что глядело на юг, стояла наполненная до краёв ванна, из которой торчала голова старика, седая, белая как снег. Рядом на табурете лежала газета с «Латинским квадратом» по центру страницы.

      Томпсон подумал, как сильно пожилой мужчина похож на пегую лошадь. Бледно-коричневые болезненные пятна покрывали исхудалое, изборождённое морщинами лицо и голову вплоть до лысой макушки. Брови, виски, борода и волосы из носа неопрятно лохматились во все стороны.

      Пожилой мужчина пристально глядел на Томпсона. Во взгляде его были теплота и участие. Будто старик в ту минуту понимал Томпсона как никто другой.

      Сара представила их друг другу.

      – Джеффри Томпсон – Бульденеж.

      – Простите? – сказал Томпсон.

      – Бульденеж – это псевдоним, – объяснила Сара. –