.

мне нездоровилось. Симптомы были странные. У меня болела спина, иногда непроизвольно вздрагивала рука или нога, словно не я, а что-то другое в моём теле велело конечностям пошевелиться. Я чувствовала щекотку под кожей в области шейных позвонков. У меня была склонность к ковырянию кожи. Я расчесала шею до крови и нащупала упругий волосок, он реагировал на мои прикосновения, двигался как живой.

      В больнице из меня вытянули что-то жёлтое, тонкое и длинное, как нить. Врач сказал, что никогда такого не видел.

      Мне становилось хуже, я болела и не вставала с кровати. Мама так волновалась! Никто не знал, что со мной происходит. И когда казалось, что не может стать хуже, на улицах появились мертвецы.

      Всё изменилось в одну ночь. Я и родители оставались в квартире. Мы были в безопасности. Дальше не помню, но догадываюсь: скорее всего, я умерла от своей загадочной болезни и восстала из мёртвых.

      Я сделала маму и папу ходячими трупами? Этого нет в воспоминаниях. Просто понимаю, что больше никто не мог на них напасть в закрытой квартире. Простите…

      <XXX>

      Умерли не все. Есть выжившие. Я надеялась узнать это до того, как поняла, что мертва, а сейчас это ничем хорошим не светит.

      Я сегодня видела двоих выживших, и это было неприятно.

      За окнами раздался давно забытый звук – рёв двигателя. Мёртвые обитатели нашей улицы тотчас заволновались. Отовсюду послышались шаги, хрипы и рычание.

      Мама и папа тоже очнулись, затоптались на месте, а я поплелась на балкон смотреть, что происходит. Двое парней обчищали аптеку. Один таскал мешки и коробки в багажник, а другой отбивался от мертвецов. У него была кувалда и он искусно ей управлялся – валил ходячие трупы на землю, разбивал головы всмятку одним ударом или ломал позвоночники. После этого мертвецы ещё дёргались, но больше не могли встать.

      Наблюдая за этим, я поняла, что могу ещё что-то чувствовать. Мне было премерзко!

      Парень с кувалдой явно получал удовольствие от мясорубки, которую устроил. Будь я там, под его молотом могла оказаться и моя голова. Мне стало противно от этой мысли.

      Его напарник крикнул: «Всё хватит! Поехали!». А тот с кувалдой увидел меня, указал пальцем и сказал: «Смотри, какая красотка за нами наблюдает! Я ей нравлюсь!» Второй назвал его извращенцем.

      Они оба показались мне чудовищно уродливыми, хотя недавно я видела соседа, у которого глазные яблоки болтались на щеках…

      Урод с кувалдой крикнул: «Позвони мне!» и потряс рукой над ухом, оттопырив мизинец и большой палец… Я бы отгрызла эту руку и плюнула бы кровью в его бугристую рожу!

      Я чувствую настоящую злость! И что-то мне подсказывает: это ещё не конец.

      <XXX>

      Мертвецы с разбитыми черепами не умерли окончательно. Некоторые из них уползли, несмотря на то, что остались без голов. Те, которые с перебитыми позвоночниками, так и лежат у аптеки, дёргаются. Не могут ни встать, ни умереть. Значит, если со мной такое случится, я буду просто лежать. Хуже не придумаешь!

      Этот дневник – единственное, что у меня есть. Возможно,