Золото Алдана. Камиль Фарухшинович Зиганшин

«От! От!». Изосим, впервые ехавший верхом на олене, пока приноравливался, несколько раз падал: шкура оленя «ходила», как рубашка на теле, и парнишка скатывался с гладкой шерсти.

      * * *

      Разлохмаченные хвосты дыма, тянущиеся вдоль подножья гор, указывали на местоположение стойбища. Переехав покрытую торосами речку, увидели сквозь деревья и сам стан, раскинувшийся на ровной, как стол, поляне. Низкое, но яркое солнце хорошо освещало чумы, из острых верхушек которых торчали прокопченные концы жердей. Между жилищами стояли где пустые, а где груженые нарты. У самого входа в чум, в меховом мешке, посапывал малыш. Он завозился и подал требовательный голос. Краснощекая мать, чумазая от копоти очага, в шароварах, заправленных в лосевые унты, расшитые цветистым орнаментом, выбежала и сменила под малышом подстилку: мох пополам с оленьей шерстью. Ребенок успокоился и вновь сладко засопел. С дальнего края стойбища неслись смех, веселые крики и визги одетой в кухлянки детворы. Здесь, в глухой тайге, изолированные от внешнего мира обширными малолюдными пространствами, люди сохранили самобытность своей культуры и чистоту эвенкийского типа. Лица круглые, чуточку плоские, с узким разрезом глаз.

      Еще дальше густилось стадо. Над ним колыхались ветвистые рога оленух – они сбрасывают их позже быков, когда оленята немного подрастут.

      Эвенки заселяют огромную территорию от Оби до берегов Охотского моря с незапамятных времен. Постоянная борьба за жизнь, лишения, суровый климат сделали этот народ необычайно приспособленным к жизни в непроходимой тайге.

      Сейчас на поляне, искрящейся от крупных кристаллов снега, в круг стояло пять чумов, покрытых двумя слоями оленьих шкур: внутренний слой – мехом в чум, внешний – мехом наружу. (Летом чумы покрывают сшитыми полосами бересты.)

      Ветерок донес возбуждающий аппетит аромат – в каком-то чуме варили оленину. Небольшие, остромордые псы, увидев, что Бюэн не один, выскочили из общих, на три-четыре собаки, «гнезд», устланных для тепла сухой травой, и с заливистым лаем помчались навстречу – знакомиться. Услышав щум, из чумов стали выходить мужчины: не часто появляются здесь гости.

      Корнея обрадовало то, что хозяйство деда увеличилось с двух до пяти чумов. Когда дочери Агирчи выходили замуж, а их у него, кроме Ольги, было еще три, они с мужьями из рода Сапкара вопреки традиции, после свадьбы перебирались в стойбище отца. В результате Агирча оказался главой большого рода и имел самое многочисленное стадо в округе. Он даже не знал, сколько в нем оленей, а когда спрашивали, отвечал: «Сколько на небе звёзд».

      Сапкар долго дулся на соседа, но когда умерла жена, сам приехал к Агирче и сказал: «Детей потерял – костёр ослаб, жену потерял – совсем потух. Пришёл к вам жить».

      «Огонь не имеет конца, если рядом друг», – согласился Агирча.

      После смерти стариков, оба рода так и продолжали кочевать одной большой семьёй.

      – Отец перед уходом к верхним людям нас собирал и сказал: «Род силен, когда все вместе, – от одной ветки нет