Все оттенки черного. Кирилл Берендеев

ты проклят, Клаус, будь ты проклят! – взревел в ярости палач, и створки в третий раз опять разошлись.

      Клаусу удалось зацепиться за них ногой, но палач больно ударил по ней, и казненный тяжело обвис на верёвке.

      – У него всё время стоит! Посмотрите! Всё время стоит! Он так хочет жить! Помилуйте же Клауса, и я подарю ему свою любовь! Подарю настолько сладкую ночь, что он ее никогда не забудет! – услышал он крик Греты.

      И опять умер.

      – Как? Это ты? В какой раз? – с заметным раздражением поинтересовался ангел.

      – А что я могу поделать? Они снова повесили меня, монсеньор.

      – А моя воля?

      – У них оказалось слишком много своей.

      – Ну а народ? Народ, что там был?

      – Народ изменился, милорд. Неистовствует и требует, чтобы меня отпустили.

      – Клаус… – с непередаваемым теплом и состраданием произнесло светящееся существо и встало. Оно оказалось таким огромным, что приходилось задирать голову, чтобы смотреть на него хотя бы снизу вверх. Оно было таким широким, что закрыло собой весь остальной мир. – Клаус, хочешь, я немедленно пошлю камнепад, и все они погибнут.

      – Не надо, не надо, монсеньор.

      – Тогда я вышлю ужасающий мор, и никто не выживет.

      – Прошу тебя не делать этого.

      – У тебя такое доброе сердце, Клаус… – Гигантские невидимые руки обняли бывшего вора и разбойника и прижали к чему-то тёплому и мягкому, совсем такому же, как тело матери, когда он в нём нуждался, будучи младенцем. От небесного создания исходило такое сострадание и любовь, что Клаус хотел прижаться к нему всё сильнее и сильнее.

      Но объятия почему-то разжались.

      – Я люблю тебя, Клаус, – мягко сказал ангел, – и открываю для тебя путь на небо. Нарекаю иным именем. Теперь ты не Клаус, теперь тебя зовут Амаил.

      Клаус вдруг почувствовал приятный зуд между лопатками: в том месте, откуда появились и начали расти крылья.

      – Ты слишком много страдал, Амаил, и все предали тебя. Путь наверх для тебя открыт.

      За троном неожиданно образовалась самая настоящая светящаяся дорога, уходящая далеко-далеко ввысь.

      – Одну минуточку! – сказал Клаус.

      Он отвернулся и легко перешагнул через невидимый барьер, разделявший мир людей и то место, где он только что побывал.

      Он снова лежал и хрипел под подмостками эшафота.

      – Клаус опять вернулся… – едва слышно, с ужасом прошептал кто-то в полной тишине. – Четвёртый раз.

      Люди вокруг оцепенели. А Клаус, он же Амаил, встал и принялся расти. Когда вымахал больше трёх метров, то обратился в красивого юношу в белых ниспадающих одеждах и с большими белыми, развёрнутыми за спиной крыльями. Неторопливо поднялся по ступеням и подошёл к палачу:

      – Ты хотел, Петер, узнать, что чувствуешь, когда смерть целует тебя? Вдохни запах танца с ней!

      Палач, не в силах вымолвить ни слова, лишь кивнул головой. А Клаус обхватил его голову обеими руками.

      – Она у меня на губах, – прошептал он так, что его услышали все,