Улицы полны дождя и ночи. Никита Божин

коллега – симпатичная женщиной, со странным характером. В общении с коллегами она предельно проста и любезна, но я знал, что на уроках она срывала горло от криков на учеников, а глаза ее заливались ненавистью и злобой при малейшей ошибке любого ученика. Дети ее не любили и крестились перед входом в кабинет, однако года три назад мэр города даже чем-то ее наградил.

      Учительская собрала всех учителей. Я встал с краю рядом с моим другом, учителем химии. Это мужчина пятидесяти лет, не высокого роста, с усами, очень веселый и умный человек. Его сатирические высказывания меня всегда радовали и ободряли. Рядом с нами устроилась учительница русского языка и литературы. Еще одна умная женщина, имела научную степень, в беседах с нею всегда можно найти отдушину, и оценить восхитительное чувство юмора. Это была одна из тех, кто ставила оценки строго за знания, а не за статус ученика или его родителей. Наша троица преминула возможностью сесть на стулья, и слушали мы стоя.

      Как обычно, ничего особенного сегодня сказано не было, как всегда, речь шла о планах, задачах, целях и прочее. Директор произносил унылые речи, никого не интересующие и не способные побудить к действию. Нудное мероприятие под конец перешло к обсуждению выпускного класса. К тому времени директор уже покинул помещение, видимо наскучили ему разговоры с подчиненными, ведь и относился он к ним с пренебрежением. Без «наставника» и дышать стало легче. И разговор слегка оживился. Выпускные классы всегда бурно и много обсуждают, ведь это лицо школы каждого очередного года, а в нашем скромном городке выпуск школы это вовсе масштабное событие, ведь больше ничего не происходит. Сами ученики и представить не могут, сколько внимания к ним приковано в стенах школы, откуда им так не терпится сбежать. В учительской остались лишь те учителя, кто вел уроки в одиннадцатом классе. Мой друг химик и та прекрасная женщина, что вела русский и литературу ушли, пожелав мне сил, так как в выпускном классе не вели ничего.

      – Держись, дружище! Сейчас будет самая заговорщицкая часть беседы, – сказал мне друг, похлопывая по плечу, и тут же удалился, выискивая в переднем кармане рубашки сигарету.

      Он знал, о чем говорил, ведь следующая беседа действительно походила на заговор. И это был далеко не первый такой разговор.

      По плану школа хотела выпустит пять медалистов. Трое из них должны иметь золотую медаль и двое серебряную. Хотя медали эти давно уже висели на волоске, так как горе-медалистов тянули за уши уже года два или три, всячески не давая им опускаться ниже той или иной планки. Мне это не нравилось, так как сами медалисты давно это заметили и откровенно стали сдавать позиции и совсем забрасывать учебу, зная, что школе нужны показатели. Конечно, так делали не все и не так уж рьяно, однако двое из пятерых обнаглели в край, и будь моя воля, я бы им вообще сплошных троек понаставил, а иным – двоек. Трое остальных хоть и пытались что-то