Шоумен. Ментовские оборотни. Владимир Васильевич Гриньков

чего ты привязался? – вдруг озлобилась цыганка. – Ты за тридцать пять рублей мою маму, старую больную женщину, обидеть хочешь? Ты её видел? Ты её знаешь? У неё одного глаза нету, так ты ещё от неё чего-то хочешь поиметь?

      – А с глазом-то чего такое у неё? – хмуро осведомился Гриша.

      – Ослепла, – сообщила цыганка. – Она глазом поклялась однажды … Хорошо ещё, что не двумя …

      – Ну, надо же, – пробормотал Гриша.

      Он пошарил по карманам, нашёл две мятые десятки и протянул их собеседнице. Цыганка благоразумно взяла деньги и лишь потом стала качать права.

      – Я не поняла! – сказала она недовольно. – Ты же говорил – тридцать пять!

      – Я сейчас тебе дал двадцать и раньше еще пятнадцать. Ты считать умеешь?

      – Ах ты, гад! – сказала в сердцах отбросившая всякий политес цыганка. – Чтоб тебе бензином подавиться! Чтоб тебя в машине укачало! Чтоб тебе по счётчику всегда платили!

      – Ты полегче на поворотах! – проявил недовольство Гриша.

      – И ты меня ещё вспомнишь! – посулила цыганка, делая такие страшные глаза, будто не было проклятия более ужасного.

      Закалённый в переделках, которыми изобилует таксистская жизнь, Гриша прикинул, чем видение этой цыганки лично ему может грозить, обнаружил, что ничем, и закрыл окошко, демонстративно отгородившись от докучливой собеседницы. Настроение она ему смогла испортить, и теперь должно было произойти что-то очень и очень хорошее, чтобы к Грише Спиридонову вернулось так неожиданно испарившееся ощущение счастья и мировой гармонии.

      * * *

      Счастье явилось Грише в виде неуверенно шагающего по тротуару клиента. Увидев его, своего касатика долгожданного, Гриша пришёл в такой восторг, какой прежде в своей жизни он испытал один-единственный раз, да и то очень давно, в детстве, когда отец Гриши, Спиридонов-старший, хотел выпороть сынулю, да не нашёл ремня на привычном месте и так удивился отсутствию столь важного в педагогическом процессе инструмента, что экзекуция как-то сама собой отменилась. Ремень в тот раз заблаговременно спустил в мусоропровод сам Григорий, а вот на этот раз он в подготовке не участвовал, и счастье пришло к нему само, ножками, хотя и заплетающимися.

      Гриша обрадовался своему пьяненькому пассажиру как родному и даже порывался выбежать из машины, распахнуть перед ним дверцу и поддержать под локоток, но не успел. Пассажира повело, и он, чтобы удержать равновесие, ускорил шаг и так, семеня, добежал до ближайшего более-менее прочно стоящего объекта, о который можно опереться, и предметом этим была машина Спиридонова.

      Клиент упал на дверцу с правой стороны, прилип к машине, фиксируя своё тело в пространстве, и его пьяная физиономия оказалась как раз на уровне открытого окошка.

      Гриша Спиридонов ласково улыбнулся клиенту, но сказать ничего не успел, потому что тот вдруг спросил:

      – Свободен, командир?

      – В смысле? – пока ещё продолжал улыбаться Гриша.

      – Мне в Долгопрудный. Я хорошо заплачу, – сказал клиент, и Гриша вдруг понял, что тот уже забыл, похоже, что ехал в этой машине, и Гришу тоже забыл.

      – Я