Истукан. Евгений Рудашевский

щитах старинными шпалерами, спустился в подвал и наконец зашёл сюда, в мастерскую. Минутой позже Шустов-старший произнёс два заветных слова, теперь повторённые Димой:

      – Латерна магика.

      – Верно. – Максим очистил маркерную доску.

      Пока он доставал из ящика новенький светодиодный фонарик и оставшийся после Шустова-старшего объектив от фотоаппарата «Зоркий», Дима в нетерпении прогулялся до токарного станка и спросил:

      – Думаешь, мы сделаем больше, чем твой папа?

      Максим не ответил. Возился с объективом – вправлял его в алюминиевый тубус. Всё необходимое для наглядного опыта лежало в ящике.

      – Вообще, сейчас многое изменилось, – сам себе ответил Дима. – Оборудование другое и…

      – У отца хватало проектов, – отозвался Максим. – Он не слишком верил в шкатулку.

      – А ты? Почему ты веришь? Почему вообще выбрал дело Альтенберга? В архивах много всякого. Честно, я думал, тебе понравится дело Тюрина по Восточному Саяну. Любопытно ведь. Статуэтки оборотней, белый нефрит и затерянное племя карагасов…

      – Готово.

      Дима, отмахнувшись от саянских оборотней, поторопился к выключателю. Представил, как девятнадцать лет назад Шустов-старший в предвкушении зашторил окна и погрузил мастерскую в темноту.

      «Tolle. Lege» было прямым указанием, краткой инструкцией, отсылавшей не к письмам, а к дополнительному посланию, вживлённому в само деревянное тело шкатулки. «Возьми. Читай». Достаточно надавить на наружный выступ правой стенки – тот самый, где красовался девиз августинцев, – повернуть его по часовой стрелке, и выступ, в действительности бывший защитным колпачком, выпадал. Возможно, когда-то он снимался без особых усилий, но Шустовустаршему пришлось воспользоваться инструментами, прежде чем он увидел, чтó под ним прячется.

      Внутренний выступ выкручивался таким же образом. Без колпачков становилось очевидно, что они прикрывали сквозное отверстие диаметром в одиннадцать сантиметров, то есть почти во всю высоту правой стенки. Верхняя планка стенки сдвигалась – и в открывшуюся щель монах Бернардино де Эррера или кто-то другой из августинцев опускал тонкую деревянную рамку. В рамку были заключены два перетянутых бумажным кантом стёклышка. Зажатое между стёклышками, хранилось то, что Бернардино де Эррера обязался доставить в Испанию. То, что завлекло его в каюту тонущего «Альмасен де ла Фе». Микрофиша. Плоский фотографический снимок, уменьшенный в семьдесят раз по сравнению с оригиналом и заполненный знаками, невооружённым глазом не различимыми.

      К отчёту по делу Альтенберга Шустов-старший подшил краткую справку от Покачалова, указавшего, что подобные снимки появились в середине девятнадцатого века. Во время франко-прусской войны их использовали для передачи военной корреспонденции из осаждённого Парижа – почтовый голубь переносил сразу по два десятка уменьшенных посланий. Чтобы прочитать крохотные буквы или разглядеть мельчайшие чертежи,