Древний Рим. Честь преторианца. Регина Грез

внешности, как за один итальянский вечер. И кожа-то моя оказалась подобна белейшим сливкам, и глаза небесной синевы сразу после рассвета над морем, и губы как лепестки алой сирийской розы…

      Кипарисовый стан также имел место быть, как и локоны цвета спелой киликийской пшеницы. А уж аромат моего дыхания можно было сравнить только с благовониями из Аравии.

      Всегда считала, что у моего мужа хорошо подвешен язык в общении с женским полом. Полностью расположив меня к себе, Фарбий переплюнул Ромчика в два счета. Уже через пару часов общения с гистрионом мы стали друзьями, притом, в самом невинном смысле этого слова.

      – Сначала я думал, что ты крестьянка, желающая легко подзаработать в городе, задрав пеплум перед первым, кто покажет монету. А потом пригляделся – нет, ты ни дня не стояла в поле под палящим солнцем, твои нежные ручки не знакомы с мотыгой. Опять же личико, как у благородной госпожи и манеры знатной горожанки.

      Фарбий улыбнулся, притворно грозя мне пальцем.

      – Дай-ка я угадаю… Ты сбежала из богатого дома с пригожим бродягой, а он тебя обманул. Тебе стыдно возвращаться к родным, и денежки кончились. Но ты горда и можешь за себя постоять. Верно я тебя понял, Валия?

      Потупив взгляд, я тут же кивнула, со всем соглашаясь. А толку спорить? Между тем Фарбий заявил, что ему понравилась моя история о провале во времени, и он непременно напишет комедию по ее мотивам. Итак, шальной ветер странствий занес любопытную красавицу из провинции в Рим и не куда-нибудь, а на окраину, где толчется простой грубоватый люд.

      Взбудораженная последними событиями и вкусом забродившего винограда, я резко возмутилась:

      – Что за печальный сценарий, друг? Пусть девушка приземлится сразу в императорском дворце и станет невестой самого Цезаря.

      Фарбий громко рассмеялся, хлопая себя по круглым коленям.

      – Наивное дитя, что ты знаешь о жизни подле нынешнего владыки Рима? Говорят, Фурий капризен и спесив, он, не задумываясь, посылает людей на казнь, а сам сочиняет стихи, глядя на мучения обреченного. Говорят, в эти моменты на Императора нисходит особенное вдохновение.

      – Вот же старый извращенец! – не сдержалась я и сейчас же закрыла рот ладонью. Может, не следует громко обзывать здешнего правителя. Все же главный человек в империи, как бы мне не попало за оскорбление его величества.

      Почему-то император представлялся мне трясущимся стариком с мокрыми губами и блудливым взглядом. Этакой плюгавый тиран-кровопийца.

      Однако, гистрион вряд ли походил на доносчика и шпиона, вместо того, чтобы сделать мне выговор, Фарбий огляделся по сторонам и, понизив голос, добавил:

      – Так он еще молод, ему не более тридцати лет. Ходят слухи, что Фурий Германик Август тяжело болен головой. А как иначе объяснить его безрассудно дерзкое поведение с Сенатом? Я-то умею читать, и стараюсь следить за последними новостями в свитках, что вывешивают на форуме. Там почти каждый день пишут о раскрытии нового заговора и аресте кого-то из сановных толстосумов. А ведь имущество