Церковная старина в современной России. Александр Мусин

соглашения между Министерством культуры и Московской патриархией. Пожалуй, первый настоящий договор о сотрудничестве между Церковью и культурой был подписан в Вологде в декабре 1991 г. по инициативе архиепископа Михаила (Мудьюгина), человека действительно высокой культуры. Пока столица демонстрировала политические амбиции, провинция проявила особую мудрость: создавалась согласительная комиссия, уполномоченная передавать культовые предметы во вновь открываемые храмы [178].

      Несмотря на то, что соборы оставались государственной собственностью, в прессе Указ оценивался как «дарственная» патриархии [179]. Союзное министерство вообще не было в курсе принятия подобного указа [180]. Жизни СССР оставалось чуть более месяца. Ельцинский указ, отнимавший у союзного руководства права на основной символ советской империи – Кремль, стоит рассматривать как гвоздь в крышку гроба, стремительно захлопывающуюся над режимом Михаила Горбачева.

      Под конец 1991 г., 5 декабря, Борис Ельцин обратился к главам конфессий и верующим России с программным обращением, которое стоило бы назвать «храмы в обмен на мир», вернее, на политическое миротворчество или даже социальную психотерапию. Обращение было приурочено к 60-летию уничтожения храма Христа Спасителя в Москве. Осудив сталинский вандализм, Президент подтвердил стремление российского руководства передать святыни и храмы тем, кому они по праву должны принадлежать. Но сначала он призвал верующих и духовенство к врачеванию душ во время болезненных реформ. Начиналась новая эпоха использования Церкви государством. Конец 1991– начало 1992 г. знаменовался новым витком полемики в прессе и откровенно хамскими выпадами в адрес Церкви, рассчитанными на дискредитацию религиозного сознания в глазах российского общества[181]. Михаил Чулаки написал сразу и обо всем: о «жрецах в золоченых одеждах», о богослужениях как необходимом приложении к этнографической экспозиции, о духовной цензуре и об отсутствии у Церкви до революции своей собственности [182]. Небрежение к сохранению икон со стороны православных он объяснил равнодушием религиозного чувства к художественному качеству произведения и приоритетным вниманием к «святости содержания». В других публикациях причиной конфликта называлась неинтеллигентность обеих сторон. Попытка отдать церкви бесхозные и наиболее разрушенные памятники вызывала протест определенных кругов [183] Развивается теория «тюремно-кладбищенского» отношения православной общественности к музеям, которые рассматривались одновременно как тюрьма и кладбище для икон[184]. Небогослужебное использование храмов и помещение икон в музей называется «повседневным кощунством» [185]. Делались сравнения, сознательно рассчитанные на физический шок: музеи, претендующие на сохранение древнерусской культуры, отличаются от действующих храмов, как мумифицированный

178

Власть и Церковь: спрос на взаимность // Известия. 1991. 23 дек.

179

Никулин М, Пеструхина Е. Умом Россию не понять. Два хозяина в Кремле // Мегаполис-Экспресс. 1992. № 12.

180

Митрофанов С. Кесарь – кесарю: Богу Богово // Коммерсантъ. 1991. 25.11—

2.12.

181

ЧулакиМ. Возгласим: «Слава РПЦ!»? // Мегаполис-Экспресс. 1991. № 48.

182

Чулаки М. Исторические исследования или неприкосновенная тайна // «Музеи России». 1991. № 2.

183

Кротов Я. Культура и культ // Куранты. 1991. 24 окт.

184

Московские новости. 1991. 21 июня.

185

Московский церковный вестник. 1991. № 25.