Призрачная пуля. Константин Александрович Костин

бумаги.

      Протерев глаза, слезящиеся от ненавистного солнечного света, я поднял записку, где значились слова, вставшие ровными рядами, будто ликерные конфеты в коробке: "Если хочешь жить – не суйся в Красный Луч!" Отпечатано на печатной машинке, лента изношена, буква "й" западает. Лет пять не видел текста, отбитого на машинке – с тех пор, как во всех конторах этот анахронизм не заменили на гордость и символ процветания советской науки и техники – ЭВМ.

      – Котов, мне это совсем не нравится, – заявила Казакова. – Ты обязан что-то с этим сделать!

      – По крайней мере ты можешь быть уверена, что тебе угрожают не призраки, – зевнул я.

      – А?

      – Ну, были б призраки – они б писали кровью, я не печатали на машинке, – пояснил я.

      – Вот вам, милейший, шуточки шутить, – пробубнил Комаров. – А мне кажется, что за нами следят!

      – Да! – подтвердила одноклассница. – За нами с утра следует такси салатового цвета, номер ЛЯ, девятнадцать-пятьдесят четыре!

      – Салатового, говоришь? – протянул я. – А цвета какого салата оно было? Оливье? Винегрет? А, может быть, селедка под шубой?

      – Вот вам, милейший, только бы шуточки шутить… – возмутился агроном.

      – Котов, салатовый – это светло-зеленый, – шепотом подсказала Даша.

      – Благодарю, куколка, – кивнул я. – Но, если салатовый и светло-зеленый – одно и тоже, то мне кажется, что вам не кажется. Ладно, с этим я разберусь.

      Засунув за пояс Вальтер, я снял с вешалки пиджак и шляпу. С этим подонком на светло-зеленом такси у меня отдельные счеты! Душу был готов вынуть, да, к сожалению, вряд ли там есть душа! А, если и есть – настолько грязная, что после руки отмывать устану. Впрочем, я их никогда особенно и не мыл – хватало вытереть о штаны.

      А еще мне непонятно, зачем называть светло-зеленое салатовым? Светло-зеленое – оно, хоть тресни, останется светло-зеленым. А салатов даже я знал великое множество! Почитывал, порой, меню в "Магнолии", отчего считал себя большим гурманом. Это все равно, что если б я назвал цвет коньячным. Там, в зависимости от выдержки и производителя, столько оттенков – пойди, попробуй, разбери.

      – Нам-то что делать? – обеспокоенно спросил хромой.

      – Раз так боитесь – сидите в номере, – пожал я плечами. – Да, и хочу отметить, что я уже начал отрабатывать свой гонорар!

      – Отмечу в табеле, – прошипел в ответ Виталий Иванович.

      – А на расходы? – потребовал я.

      – Сколько? – буркнул Комаров.

      – Полтинник? – выпалил я, чтобы проверить свою удачу.

      – Побойтесь Бога, милейший! – возмутился колхозник. – У меня всего трешка осталась!

      – Черт с тобой, – сжалился я. – Давай трешку.

      Безусловно, быстрее всего добраться до таксопарка было бы на такси. Предполагается, что любое такси, покинувшее таксопарк, рано или поздно туда вернется, как пчела в улей. Но меня душила жаба отдать за поездку последнюю трешку, тем более в тот редкий момент жизни, когда эта трешка была! Так что я выбрал трамвай, пустой в разгар рабочего дня, как и мой