Принцесса поневоле. Макар Файтцев

не гуляй после одиннадцати. Сейчас снова начинают патрулировать дружины, и всех тех, кого из школьников поздно будет замечен на улице, поставят на учёт в детскую комнату милиции.

      Октябрь. 5. Уж небо осенью дышало…

      – Спартак, смотри, Анжелика идёт! – воскликнул Лысков.

      Они вышли на утреннюю пробежку, но им как-то расхотелось бежать. Поэтому не спеша прогуливались по-осеннему изрядно поредевшему лесу. С веток на них сердито посматривали нахохлившиеся воробьи, как будто именно они виноваты в том, что закончилось лето и приближалась зима.

      – Угу, – Спартак Палладович зевнул. Он бессмысленно посмотрел на удаляющуюся фигуру Анжелики. Она шла развязной, слегка раскачивающейся походкой, засунув руки в карманы тёмно–синей «дутой» куртки. Слева от Анжелики бежала огненно-рыжая с чёрными подпалинами колли. Это была Джекки.

      Спартак поднял голову и вдохнул в себя морозный воздух. Серое небо готовилось к дождю. Ветер срывал с деревьев последние жёлто-коричневые листочки, лужицы покрылись слабым хрустальным ледком. Изредка встречавшиеся люди ёжились от холода.

      Каждое утро с шести до семи Анжелика гуляла с Джекки. Она любила утро… Утро, только утро принадлежало им двоим.

        Уже без десяти час, где-то хлопнула дверь… Тишина… На её фоне отчётливо слышны уверенные неторопливые шаги… Снова хлопнула дверь. Опять всё замерло, и эту тишину, которая стояла в пионерской, разбудил звонок. Римадзе невольно вспомнил свою школу в Кутаиси. Он вообще стал замечать, что с того времени, как он приехал в этот город – он всё чаще и чаще вспоминает детство. Может потому что сейчас ему приходилось окунаться в школьную атмосферу.

      Анжелика зашла в пионерскую комнату:

      – Вы меня вызывали? Я же просила вас не приезжать в школу…

      – Как видишь… – отозвался Спартак Палладович, – сама напросилась.

      – Так о чём сегодня говорить будем? – она развалилась на стуле, явно бросая вызов.

      – Это ты узнаешь позже, а сейчас – одевайся. – он кинул ей куртку, которая лежала на столе. – У входа стоит машина. И давай-ка без глупостей. Коли играете во взрослые игры, будьте добры себя вести, как взрослые люди.

      – Можно обращаться поосторожней с курткой. Я же не швыряю ваши вещи. Да, кстати, вы уверены, что меня отпустят с английского?

      – Иначе бы я тебя не вызвал. – в тон ей ответил Римадзе.

      – О–о–о! – она улыбнулась. В подобном тоне Римадзе с ней ещё не разговаривал. В это время в пионерскую вошёл Снежко и внёс её дипломат.

      Через окно машины она смотрела на осенние невзрачные улицы города; на дождь, который торопился умыть город. Её размышления о городе прервал Римадзе:

      – Анжелика, ты очень любишь собак. Говорят, что каждая собака – это характер хозяина. А какой характер у твоей собаки?

      Анжела впервые серьёзно посмотрела на Римадзе. Она чувствовала, что в кабинете Высоцкого будет всё по-другому, не как здесь. Здесь просто, не для следствия, не для протокола, здесь можно говорить, а можно оставить в себе. Она помолчала, потом, негромко, как бы сберегая голос, начала:

      – Это