Комитет охраны мостов. Дмитрий Захаров

конвульсивное тело на полу. Наверное, из других родителей.

      Он ещё покрутил головой, пытаясь разобраться, что к чему, и в этот момент его больно схватила за руку Светлана. Она заливалась слезами и что-то говорила шёпотом. Громким шёпотом. Таким нестерпимо громким, разъедающим всё вокруг себя шёпотом.

      Аслан никак не мог сообразить, к чему всё это.

      В другом конце зала встала похожая на чумного доктора судья. Каркнула, поёжилась чёрным балахоном, порхнула к выходу.

      Аслан заморгал, потому что ему показалось, что другие в чёрном ведут под руки Давида.

      Опять показалось. Нет, всё, ушли. Больше ничего.

      Только Светлана корчится на скамейке, и чёрные нехотя идут и в её сторону.

      Аслан открыл глаза. Аслан наконец понял.

      Он сгрёб Светлану в охапку и практически понёс её к выходу.

      За столом, сложив перед собой руки ладонями кверху и разглядывая их, как будто впервые увидел, сидел человек.

      Аслан узнал его по неопрятной лысине с жидкими волосяными завихрениями то тут, то там. Этот же лысач стоял у входа, когда Аслан со Светланой приехали к Спартаку в прошлый раз. Он ещё отметил тогда у него кобуру поверх жилетки – как в ковбойском фильме.

      – Здравствуй, – сказал Аслан с порога.

      Человек оставил руки лежать как есть и посмотрел в сторону говорившего. Кивнул – в значении «и что?». Не узнал.

      – Я к Спартаку.

      – А-а, – сказал человек, не заинтересовавшись, разглядывая собственные шевелящиеся пальцы. – Нет его теперь.

      Аслан чего-то подобного и ожидал. Он сделал угрожающий шаг вперёд. Этого лысача, если надо, он разберёт. Легко разберёт.

      – Как так нет?

      – Никак, – сказал человек, не обращая на напрягшегося Аслана внимания, – задрали.

      Аслан только оскалился. А человек – без неприязни, без удивления – просто пожал плечами.

      – Ну, сам сходи.

      Дверь кабинета была приоткрыта. Аслан толкнул, и она с завыванием отлетела в сторону. Аслан сгруппировался, ожидая удара откуда угодно, но удару прийти было решительно неоткуда. Спартак, ставший кучкой засаленных тряпок, лежал на полу. Маленький, подумал Аслан, какой он, оказывается, маленький.

      Аслан осторожно, оглядывая стены и держа боковым зрением коридор за спиной, сделал несколько шагов, наклонился и посмотрел в лицо бывшего Спартака. Лицо и лицо. Плечи и плечи. Шея как шея. Рубашка с короткими рукавами. В горошек. Крови только много. Видимо, несколько раз с замахом. И потом руку левую. Может, пробовал заслониться? Пальцы-то на месте?

      Пальцев не было. Трёх на левой, начиная с мизинца. И, похоже, ещё на ногах, там тоже кровь.

      Аслан помотал головой. Сжал кулаки, врезал самому себе по зубам.

      Гады! Га-а-а-ады!

      Бросился к столу, ящики не заперты, бумаги, бумаги. И в другом тоже. И вот этот сейфовый…

      Вошёл лысач. Без угрозы, почти расслабленно.

      – Ничего нет, – сказал он устало. – Даже если и было, нет уже.

      – Как его