Мы обнимем смерть. Девин Мэдсон

ногу стрелой, проклятый кусок… – я со стоном прервалась, попытавшись встать. Голова кружилась.

      – Если ты не хотела, чтобы на тебя охотились, нечего было бежать, словно дикий зверь. Попытаешься еще или удовольствуешься тем, что попробовала один раз? Продолжать, как мне кажется, будет больно и утомительно, но у многих людей упрямство перевешивает инстинкт самосохранения.

      Я смотрела на человека, назвавшегося богом, говорившего, как напыщенный воспитатель, и не обращающего внимания на дождь, и надежда вырваться на свободу покидала меня. Теперь я могу разве что ковылять, а у этого человека еще много стрел. Он – стена, о которую я могла биться до потери сознания, бесконечное море без берегов. Тем не менее он меня не убил. Не ударил. Вообще не тронул. Он хотел, чтобы я осталась целой и невредимой, и от этого больше, чем от всего остального, меня до костей пробирал озноб.

      Оставалась одна надежда – найти свежий труп, и тогда Она…

      «Касс, он назвал тебя Ходячей смертью в разговоре с иеромонахом. Он знает».

      Я смотрела в эти почти немигающие глаза, тускло-серые, но острые, как стекло.

      «Он способен меня видеть, Касс».

      «Но я не могу позволить ему просто так затащить меня обратно в карету. Я должна попытаться, должна…»

      «Ты сама бралась за работу, лишь бы только добраться до Знахаря. Ты хотела освободиться. Разница только в том, что теперь я этого тоже хочу. Не заставляй меня с тобой драться».

      Да уж, свобода.

      «Ты действительно думаешь, что шанс есть?» – сказала я ей.

      «Да. Надеюсь».

      – С меня хватит, – произнесла я, заставляя себя улыбаться более вызывающе и уверенно, чем чувствовала. – Но ты прав. Оттого, что я попыталась, мне легче. – Я указала на стрелу: – Как еще я могла бы испытать подобное удовольствие?

      Знахарь направил свою лошадь ко мне. Намерения были ясны, хотя, если он ждет, что я полезу на спину его лошади со связанными руками и торчащей в ноге стрелой, от меня получит только поток ругательств. Однако, вместо того чтобы приказывать лезть наверх, он убрал лук, склонился ко мне и, схватив за рубаху, поднял, как щенка. Ворот врезался в горло, рукава больно впились в подмышки, а Знахарь дал мне пару секунд повисеть и бросил перед собой. Прежде чем я успела возмутиться таким недостойным обращением, он пришпорил лошадь, и стрела начала подпрыгивать при каждом шаге.

      Едва мы выехали из-под защитного покрова деревьев, как на нас опять со всей силой обрушился дождь. На дороге ожидала карета, с конских грив и опущенного капюшона возницы лилась вода. Для быков, тащивших крытую повозку вслед за каретой, ноша полегчала без тяжелого деревянного ящика, на который меня обменял иеромонах.

      Вместо того чтобы вернуть меня к дверце экипажа, Знахарь направил лошадь к задней части крытой повозки.

      – Кочо, – окликнул он. – Вот тебе компаньон.

      Никакого ответа, лишь тяжелая барабанная дробь ливня. Если продержаться под этим дождем подольше, он,