Большой букет подснежников. Игорь Смольников

дне 22 июня в дневнике отца оставлена только одна запись. Ничего похожего мне не приходилось читать о первом дне войны.

      Весь день ходили и секретничали. Слово «война» боялись произнести, арестуют, мы же с немцами заключили договор. Ждут, что скажет радио. Нам уже известно, что немец перешёл границу, бомбил наши аэродромы.

      31.07

      Ещё под Демидовом под нажимом противника приготовленные площадки пришлось оставить. Без авиации мы делали скачки по 40 км.

      Епанчин, вооружённый ручным пулемётом, гранатами, при охране 2-х стрелков, взял курс на Витебск. Его данные подтвердили, что немец обошёл Витебск и по Сурожскому шоссе движется на Велиж. Это обстоятельство и решило наше новое перебазирование.

      01.08

      Немцы методически и упорно ползут всё на восток и на восток. Много крови и нечеловеческих усилий…

      Возвратившийся командир авиаполка из тыла, по которому шёл 24 дня, говорит, что тыл немцев очень слаб – ниточка. Это очень похоже на правду. Его тактика – это нахальство, нахрапом, расчёт на панику.

      Глубоко убеждён, что проиграют. У нас много неразберихи, бестолочи, а всё-таки мы победим. Эта война для немцев не популярна. Для нас она отечественная. Когда читаешь: «наше дело правое», то воспринимаешь это в глубоком смысле. Это так, наше дело правое.

      06.08

      Ночуем в деревне С. Работаем на КП. Прекрасный берёзовый лес, он мне напоминает детство. Больше всех разговариваю с Игорьком. Признаюсь, когда есть перерывы в работе, берёт тоска по ним. Вообще спокоен (относительно) за них. Есть худшее положение.

      Дядя Сева

      Положение у нас было неплохое – для того страшного лета сорок первого года. Нас сначала вывезли из Витебска на автомашинах в Лиозно, посёлок километрах в сорока от города, потом, когда немец стремительно занимал Белоруссию, переправили в Смоленск, там погрузили на открытые платформы, и мы с тысячами других беженцев покатили на восток.

      Через две недели наши прекрасные платформы остановились на путях между двух военных составов, и мы не знали, что это за город, но вдруг кто-то крикнул: «Это Куйбышев!» Я первым соскочил с платформы и стал принимать из тётиных рук братишку. Торопились мы так, словно эшелон начинали бомбить, но никто, кажется, кроме нас, не спешил прыгать на землю.

      Едва всё наше семейство высадилось, впереди дёрнулись платформы, лязгающий звук набежал на нас, и вот уже тронулась и поехала прочь наша родная платформа, наш дом без крыши, но всё равно дом, в котором мы жили и спасались от фашистов, и ехали на восток две долгих недели.

      Мы остались на путях одни, и стало нам тревожно и сиротливо, хотя впереди маячило пристанище, ведь иначе ни за что бы не покинули мы своей платформы, а вместе со всеми беженцами ехали бы дальше на восток, до конечной остановки. Но у нас была здесь цель. Мы взяли за лямки свои мешки и полезли под вагоны, чтобы выбраться к вокзалу.

      По пыльным улицам, булыжнику и раскалённому асфальту мы дотащились до зелёного дворика, внутри которого притаился двухэтажный дом.

      Именно такой