Прокаженные. История лепрозория. Георгий Иванович Шилин

разлуку навсегда и почувствовал: ей теперь неприятно видеть его и, может быть, – даже стыдно. Он отвернулся и снова погладил ласковую морду Дружка, блаженно закрывшего глаза от прикосновения Петиной руки.

      – Как вы живете, Петя? – спросила девушка.

      – Мы живем так же, – ответил Петя, рассматривая Дружка, – а вы как живете, Маруся?

      – Я окончила в этом году вторую ступень, теперь я, наверное, поеду в вуз…

      – В вуз… счастливая…

      Она рассматривала его со всех сторон пристально, с любопытством, как будто стараясь увидеть нечто, скрываемое Петей.

      – Как вы изменились, боже мой… Неужели это вы, Петя, а мне почему-то хотелось увидеть вас не таким.

      – А каким? – угрюмо спросил Петя.

      – Не знаю… Другим каким-то…

      Он поднял на нее глаза, потом опустил их и ничего не ответил.

      – Эта собака ваша?

      – Да, мама привезла… единственный друг… новый… Ведь старых у меня нет…

      – Славненькая собачка, – сказала она безразлично, не понимая или стараясь не понимать его намека, и посмотрела куда-то мимо Пети.

      Он заметил ее безразличие, и ему стало вдруг неприятно, что в пяти шагах от него стоит эта девушка. Он позвал отбежавшего Дружка и сказал ему:

      – Пойдем, Дружок.

      Собака лизнула ему руку.

      – Прощайте, Маруся… – И пошел в глубь больного двора, где ожидала мать.

      Это был последний приезд Петиной девушки в лепрозорий. С тех пор он никогда больше не видел ее и не расспрашивал о ней мать.

      В конце третьего года Петиного пребывания в лепрозории произошел случай, давший Пете новую надежду на выздоровление. Его товарищ по комнате – Арлюк – внезапно почувствовал облегчение: язвы его начали быстро зарубцовываться и через три месяца вовсе исчезли. Арлюк выздоровел, к удивлению всего лепрозория.

      В связи с этим случаем больше всего встревожился Протасов. Он носился по больному двору из одного дома в другой, поминутно забегал в комнату Арлюка, пытаясь выяснить у того какие-то, только его одного интересовавшие детали. Но Арлюк уклонялся и от ответов, и от встреч с Протасовым. Вообще с того момента, как его объявили выздоравливающим, Арлюк избегал встреч не только с одним Протасовым, но и со всеми больными. Неизвестно почему, он начал сторониться всех и в конце концов настойчиво предупреждать прокаженных, чтобы они не приближались к нему.

      Это обстоятельство изумляло всех, и больше всего Протасова, который не вытерпел, возмутился и решил «как следует поговорить» с этим «прокаженным идиотом».

      Переговоры, впрочем, не состоялись, так как Арлюк не пожелал вести их, и Протасов вознегодовал еще пуще.

      – Ты болван, – кричал ему Протасов, стоя за десять шагов от Арлюка, – ты – тупое животное.

      Но тот как будто не слышал этих приветствий.

      Единственный человек, которого терпел Арлюк, был Петя, и то, быть может, потому, что ему приходилось жить с ним