Рэкетиры никому не нужны. Николай Гастелло

Джурджулешты, республики Молдавия или Молдовы, как теперь говорят.

      – И что? – Славик вообще ничего не понимал.

      – 1970 года рождения. Изнасилован хозяином квартиры, где делал ремонт, и его знакомым. Со слов хозяина, они вступили в связь по согласию. Более того, Илиеско брал с него деньги за услуги, так сказать. А потом к ним присоединился его ранее не установленный знакомый. Говорит, познакомился только утром. Примерно так.

      – А я причем? – Славик сдвинулся на стуле поближе к выходу, но бежать не решился. Даже не покрылся испариной.

      – Знакомым будешь? Надо, Славик. Я ничего не могу сделать. Прокурор сказал: «Работайте». Теперь ничего нельзя уже сделать.

      – Как знакомым? Я же не знакомый.

      – Ну, ничего, – я достал бланк протокола допроса, – Мелехин Вячеслав… как тебя по отчеству?

      – Александрович. А тебе это зачем?

      – Александрович. Не волнуйся. Мне этот Илиеско не нравится. Запишем, что ты с ним по согласию, и я вынесу постановление, чтобы тебя отсечь от уголовного дела. По согласию – это же совсем другое дело.

      – Ты гонишь, – попытался улыбнуться Славик.

      – Мне не до шуток. Ты же видел. Я уже прокурору тебя случайно спалил. Ничего не могу сделать теперь. Но по согласию теперь можно. Не волнуйся.

      – Да хорош… как это по согласию? – испугался Славик.

      – Значит, все-таки насиловал Илиеско?

      – Никого я не насиловал!

      – Слушай, – сказал я тревожно, – совсем забыл, мне в канцелярию надо, пойди покури пока, пару минут.

      Я действительно пошел в канцелярию. Там окна выходили на дорогу, где сейчас будет сваливать от меня Славик.

      Он появился сразу. Но его было просто не узнать. Он шел какой-то сгорбленный и несчастный. Человек без денег, без друзей, охваченный отвратительной и неизлечимой зависимостью. Он, конечно, понял, что я просто над ним издевался. И от понимания, что он такой придурок и не заслужил другого отношения, Славика всего как-то скорежило. И стыдно, наверное, было, что чуть не повелся на такую глупость. Должны же в нем остаться хоть какие-то человеческие чувства! Не все же у него скрутила рулетка. Славик шел несчастный и раздавленный, в старом кашемировом пальто яркого цвета, в каких-то с вышивкой туфлях, которые были очень сильно стоптаны, и сзади при каждом шаге это было слишком хорошо видно. А я торжествовал. Жесткое и не очень уместное ребячество. Но государство само виновато, что мы были такие. Все дело в текучке кадров от маленьких зарплат. Было бы хотя бы половина следователей за 30, как при Союзе, может, и мы все были бы взрослее.

      Когда я рассказал эту историю Ореху, он так хохотал, но, главное, затаил мысль зайти ко мне на работу. И вот зашел. Сидел напротив и пил чай с лимонными вафлями. Смеялся, что первый раз в кабинете следователя и, надеется, что в последний. А потом вдруг сказал без всякой подготовки:

      – Тебе нравится Алиса.

      – Хорошая, – ответил я слишком спокойно на вопрос, который мне никто не задавал.

      – Я не об этом. Алиса тебе нравится. Вот я думаю: нам надо поговорить.

      На