День саранчи. Подруга скорбящих. Натанаэл Уэст

страдает от излишней робости, – сказал он. – Таким людям, как Кумбс, нельзя спускать.

      – Совершенно верно, – поддержал другой. – Приезжает такой вот, деньги гребет лопатой, все время ворчит, как тут паршиво, потом работу запорет и возвращается на Восток рассказывать анекдоты про постановщиков, которых в глаза не видел.

      – Боже мой, – сказала миссис Шварцен Тоду громким театральным шепотом, – они и вправду о делах.

      – Пойдемте поищем, кто разносит виски, – предложил Тод.

      – Нет. Проводите меня в сад. Вы видели, что лежит в бассейне? – Она потащила его за собой.

      В саду было душно от аромата мимозы и жимолости. Из прорехи в синем саржевом небе высовывался зернистый месяц, похожий на огромную костяную пуговицу. Дорожка, вымощенная плитняком и зажатая двумя рядами олеандров, привела к бассейну. На дне у глубокого конца он увидел какой-то массивный черный предмет.

      – Что это? – спросил он.

      Она нажала ногой выключатель, скрытый в корнях кустарника, и ряд придонных фонарей осветил зеленую воду. Предмет оказался дохлой лошадью, вернее – ее реалистическим, в натуральную величину, изображением. Над чудовищно раздутым брюхом торчали прямые негнущиеся ноги. Похожая на молот голова была свернута набок, и из мучительно оскаленного рта свисал тяжелый черный язык.

      – Правда, чудесно? – воскликнула миссис Шварцен, хлопая в ладоши и возбужденно подпрыгивая, как девочка.

      – Из чего она сделана?

      – Значит, вы догадались? Как невежливо! Из резины, конечно. И стоила массу денег.

      – Но зачем?

      – Для смеха. Однажды мы стояли у бассейна, и кто-то, кажется Джери Апис, сказал, что тут на дне должна лежать дохлая лошадь, – вот Алиса и раздобыла. Правда – прелестно?

      – Очень.

      – Вы просто вредина. Подумайте, как должны быть счастливы Эсти, показывая ее гостям и выслушивая охи и ахи неподдельного восторга.

      Она встала на краю бассейна и несколько раз подряд «охнула и ахнула».

      – Она еще там? – донесся чей-то голос.

      Тод обернулся и увидел, что по дорожке идут две женщины и мужчина.

      – По-моему, брюхо у нее скоро лопнет, – ликуя, откликнулась миссис Шварцен.

      – Красота, – сказал мужчина, торопясь подойти поближе.

      – Да она же просто надувная, – возразила одна из женщин.

      Миссис Шварцен сделала вид, будто вот-вот расплачется.

      – Вы ничуть не лучше этого вредного мистера Хекета. Вам просто не терпится разбить мои иллюзии.

      Когда она окликнула Тода, он был уже на полпути к дому. Он помахал рукой, но не остановился.

      Компания Клода все еще говорила о делах.

      – Но как вы избавитесь от неграмотных мойш, которые им правят? Они держат кино мертвой хваткой. В интеллектуальном плане они, может, и папуасы, но зато – чертовски хорошие дельцы. По крайней мере, знают, как прыгнуть в эту лужу и вынырнуть с золотыми часами в зубах.

      – Часть из этих миллионов, которые приносят фильмы, им стоило бы снова пускать в дело. Как Рокфеллеры с их Фондом.