Обращаться с осторожностью. Джоди Пиколт

стерильностью и хромовым блеском. Между маской и шапочкой медсестры только сверкали зеленые глаза. Женщина задрала мою рубашку и протерла живот бетадином. Я запаниковала, когда передо мной появилась стерильная занавеска. А если анестезии в нижней части тела недостаточно и я почувствую скальпель? А если, несмотря на все мои надежды, ты появишься на свет и не выживешь?

      Наконец дверь распахнулась. Шон влетел в комнату, принеся с собой холодный зимний воздух. Муж прижимал к лицу маску, кое-как набросив на себя медицинский халат.

      – Дорогая, прости! Я приехал сразу же, как узнал…

      Пайпер похлопала Шона по руке.

      – Трое – это уже толпа, – сказала она, отходя от меня, но прежде пожала руку.

      В следующую секунду Шон оказался рядом, согревая ладонями мои плечи. Его мелодичный голос отвлекал от доктора Дель Соль и скальпеля.

      – Ты меня так перепугала, – сказал муж. – О чем вы только с Пайпер думали, когда поехали сами?

      – А лучше, чтобы ребенок родился на кухонном полу?

      Шон покачал головой:

      – Могло случиться нечто ужасное.

      Под белой тканью появилось тянущее чувство, я резко вобрала воздух в легкие, повернув голову в сторону. И в этот момент я увидела: крупный снимок двадцать седьмой недели, семь переломанных костей, конечности, свернутые, как листья папоротника. «Нечто ужасное уже случилось», – подумала я.

      И тут ты заплакала, хотя тебя подняли так, словно ты сделана из сахарной ваты. Но это был не пронзительный чистый крик новорожденного. Ты орала так, будто тебя разрывают на части.

      – Осторожнее, – сказала доктор Дель Соль медсестре. – Нужно держать целиком…

      Что-то треснуло, словно лопнул пузырь, и вопреки всему ты закричала еще сильнее.

      – Боже! – на грани истерики произнесла медсестра. – Это перелом? Это я сделала?

      Я постаралась взглянуть на тебя, но могла различить лишь красную полоску рта и горящие щеки.

      Команда врачей и медсестер, которые собрались вокруг, не могла успокоить тебя. Наверное, до самого первого твоего крика в глубине души я верила, что все УЗИ, тесты и диагнозы были ошибочными. До самого первого твоего крика я переживала, что не полюблю тебя.

      Шон выглянул из-за плеч докторов.

      – Она идеальна, – сказал он, поворачиваясь ко мне, но вместо утверждения его слова звучали вопросительно, как поджатый хвостик щенка, ожидавшего одобрения.

      Идеальные малыши не плачут так, что у тебя рвется из груди сердце. Идеальные малыши такие внешне и внутренне.

      – Не трогайте ее руку, – пробормотала медсестра.

      А потом еще одна: «Как ее запеленать, если я не могу даже прикоснуться?»

      Все это время ты плакала, орала на такой высокой ноте, какую я еще не слышала.

      – Уиллоу, – прошептала я имя, на котором мы сошлись. Мне пришлось убеждать Шона. «Я не согласен, – сказал он. – Это же значит „плакучая ива“». Но мне хотелось дать тебе девиз, имя дерева, которое гнется, но не ломается.

      – Уиллоу, – снова прошептала