Мгновенная смерть. Альваро Энриге

и сесть на корабль, но отправились на юг Италии – часть империи, удобно удаленную от лап альгвасилов Филиппа III. Вице-королем Неаполя и Сицилии был в ту пору герцог Лерма, близкий родственник Осуны и покровитель семейства Кеведо. В конце концов – и это отмечено во многих исторических документах – его супруга, герцогиня Лерма, испросила для юного Франсиско королевское помилование, что и позволило ему получить степень бакалавра, а затем вернуться к занятиям для соискания степени доктора юриспруденции и грамматики.

      А Осуне и помилование не потребовалось. В странах, где говорят по-испански, с обладателями громких фамилий никогда не случается ничего плохого – разве что они повздорят с обладателями еще более громких фамилий, а к таковым несчастные зарезанные солдаты не относились.

      Ни поэт, ни герцог не могли долго усидеть на месте: вероятно заручившись покровительством вице-короля Неаполя, они объехали Италию. На рубеже XVI–XVII веков Рим был чертовски привлекательным местечком. Любой день, включая 4 октября 1599 года, всякий с большим удовольствием провел бы в Риме, чем на дурацкой выпускной церемонии.

      Сет первый, гейм третий

      Наконец он смог подняться на ноги – яйца все еще пульсировали, как будто два арбуза отрастили легкие и давай дышать, – доковылял до перил галереи и высоким голосом объявил секунданту, что играть в таком состоянии не сможет: «Сделай что-нибудь». С боязливой осторожностью поправил промежность. Герцог, которому слезы от смеха застили глаза, положил ему руку на плечо: «Надо играть; Испания дает миру одних солдат да людей искусства – не дай им догадаться, что на войне ты не бывал». – «Но это было нечестно». – «Ты выиграл – все честно». – «А как я буду двигаться? У меня вместо яиц два осьминога». – «Вали подавать».

      Ухватившись за перила, поэт сделал пару-тройку приседаний. «Дай шпагу», – попросил он герцога, почувствовав, что способен если не играть, то хотя бы жить дальше. «Не дам; он просто тебя запугивает», – ответил герцог. «Шпагу, говорю, дай». – «Сказал, не дам; это итальянские хитрости – или ты их не знаешь?» – «Да я ее даже из ножен не выну: испанское фанфаронство».

      Он опять присел, а когда выпрямился, герцог уже протягивал ему портупею со шпагой поверх перил. Не успел он поднести к шпаге руку, как апостол Матфей схватился за оружие соперника. Поэт убрал руку, презрительно сплюнул, растер плевок ногой, взглянул на итальянцев, словно те явились из иного мира, и без лишних слов вернулся на линию подачи. «Хорошо», – сказал герцог и положил портупею рядом с собой. Ломбардец еле заметно улыбнулся, кивнул, подтверждая, что противник вернул свое достоинство, и тоже пошел на корт. Математик, который во время происшествия пересчитывал потолочные балки, тем временем уснул. Tenez!

      Первую пару очков разыграли мощно и ожесточенно (15:15). Художник наконец сосредоточился, а испанец сбросил ярмо похмелья и разыгрался. Третья подача вышла у него необычайно ядовитой, но соперник отбил так, что по корту, казалось, впервые разлился свет. Вопреки ожиданиям и, возможно, вопреки