Помор. Валерий Петрович Большаков

в холле их ручную кладь.

      – Теодор!

      С радостным криком по лестнице сбежала Марион. Она была неотразима в чёрном бархатном платье с венецианскими кружевами.

      Застеснявшись своего порыва, девушка остановилась в двух шагах от друзей, стараясь придать лицу чопорное выражение, но природная живость взяла своё – барышня рассмеялась и бросилась тормошить обоих.

      – Вас не узнать! – тараторила она. – Выглядите как денди с Олд‑Бонд‑стрит!45 Пойдёмте, пойдёмте, вы поспели как раз к обеду!

      – Так вроде ужинать пора, – подивился Фёдор.

      – А здесь так принято! – прозвенел девичий голосок.

      Посмеиваясь, Чуга направился следом за Марион. Павел ступал рядом, придав лицу скучающее выражение: дескать, и не такое видали.

      Наверху, из комнаты напротив, доносился женский смех – дамы в шёлковых платьях с кружевами вокруг высоких вырезов и узкими сборчатыми рукавами завивали волосы щипцами, нагревая те на газовых горелках.

      – Пойдёмте, пойдёмте! – звенела мисс Дитишэм, хватая Фёдора за руку. – Я познакомлю вас с дедушкой!

      – Нравится вам здесь? – поинтересовался Чуга, приноравливаясь к семенящей походке Марион.

      – Очень! – призналась девушка. – Наверное, я рождена для светской жизни! По понедельникам я буду посещать концерты, по средам – бывать в опере. Зимою, с декабря, начнутся балы, а вечерами – званые обеды. Я буду ужинать у Дельмонико,46 ходить в театр Уоллока и в Музыкальную академию, наносить визиты и принимать гостей…

      – Соскучитесь! – убеждённо сказал Фёдор. – Вы – птичка вольная, клетка не по вам, пущай даже и позолоченная.

      – Ох, не знаю…

      Марион провела друзей через анфиладу комнат в обширную гостиную. Хрустальные люстры отражались в натёртом паркете, литые карселевские лампы47 с круглыми гравированными абажурами, прикрытыми зелёными бумажными заслонками, чередовались с пальмами в кадках. В одном углу стоял рояль «Стейнвей» с большой корзиной роз от Гендерсона,48 в другом обитые парчою кресла были расставлены вокруг затянутых плюшем столиков, добавляя приватности. А посередине располагался огромный овальный стол в окружении бархатных стульев с высокими резными спинками. Стол был уставлен канделябрами и целыми ворохами столового серебра. Чуга подумал с тоскою, что обязательно опозорится за обедом.

      – Позвольте вам представить Теодора Чугу, – торжественно провозгласила Марион. – А это Павел Туренин, русский князь!

      Лишь теперь Фёдор разглядел сухопарого, моложавого старика в длинном чёрном сюртуке с бабочкой, совершенно седого, с пышными усами и бакенбардами а‑ля Александр II, а рядом с ним раздобревшую даму в тёмно‑лиловом атласном платье, с голубыми страусиными перьями на маленькой шляпке.

      – Селертон Уортхолл! Элспет Кармайкл!

      Дед Марьяны кивнул довольно дружелюбно, а вот «тётя Элспет» оставалась холодна.

      В гостиной между тем становилось людно.

      – Это моя кузина, –

45

Бонд‑стрит – улица элитных бутиков в Лондоне. Название Old («Старая») формально и принадлежит лишь части улицы.

46

Модное кафе на Пятой авеню.

47

Лампы, изобретенные мастером Гийомом Карселем, в которых масло в горелку нагнеталось с помощью часового механизма.

48

Питер Гендерсон держал в то время большой цветочный магазин.