Стены. Артем Римский

такую погоду сидеть дома – это подвергать опасности свои нервы, – ответил он, пожимая мою руку. – Пусть дома сидят те, у кого с нервами все в порядке. А у меня с ними серьезные проблемы.

      – Пришел подлечиться?

      – Абсолютно верно, мой дорогой друг. Абсолютно верно.

      Он сел на свое любимое место, чуть правее центра стойки, и взяв несколько салфеток, отер ими мокрое от дождя лицо.

      – Может чаю? Согреться, – предложил я.

      – Нет. Водки и бокал пива.

      Пока я наливал, Мик хранил молчание, глядя куда-то в угол потолка, и придерживая подбородок правой рукой.

      – Что нового? – спросил я по привычке. По правде говоря, я просто не знал, что еще спрашивать у Мика при встрече. Я знал наверняка, что он очень не любит говорить о работе, так как работал на отца, и что-то его не устраивало, но что именно я не в курсе. Женат он тоже не был, даже девушки не было, если я не ошибаюсь, поэтому говорить о семье тоже не приходилось. Вообще, дело даже не в этом. Есть много неженатых людей, не любящих разговоры о работе, но никаких стеснений при общении с ними не возникает. Тут проблема была в Мике: с ним просто было довольно сложно общаться. Какой-то невидимый барьер существовал между Миком и собеседником, который установил именно первый, и барьер этот, казалось, мог исчезнуть лишь по его воле.

      Прошло две секунды, но ответа на свой вопрос я не получил. Подождал еще две и повторил, уже громче:

      – Как дела говорю?!

      Мик дернулся всем телом, словно от испуга, и устремил на меня взгляд широко открытых глаз. Похоже, мой возглас, действительно, стал для него полной неожиданностью и вырвал из лабиринта мыслей, в который он успел углубиться буквально за полминуты.

      – Ты чего орешь? – Мик встряхнул головой, и слегка улыбнулся.

      – Чтобы ты не засыпал, – усмехнулся я, ставя перед ним рюмку водки с кусочком лимона и бокал пива.

      Он тут же выпил водку, поморщился, откусив лимон, и, откинувшись на спинку высокого стула, протянул:

      – Вот так значительно лучше.

      – Давно тебя не видел, – сказал я.

      – Ага, – согласился Мик и опустил взгляд.

      Я расценил такую манеру, как нежелание завязывать разговор, и поспешил отвлечь себя наведением порядков. Минут пятнадцать прошли в молчании, которое, как мне казалось, устраивало Мика. Он нарушил тишину, когда допил первый бокал и попросил повторить заказ.

      – Что-то ты совсем не в духе, – сказал я.

      – Да так… есть о чем подумать. Хоть и ненавижу этого делать, – он выпил вторую рюмку, затем резко обернулся на входную дверь. – Непростительный грех, правда?

      – Ненавидеть думать?

      – Ага.

      – Покайся, бог простит.

      Мик внимательно посмотрел мне в глаза, усмехнулся и отвел взгляд.

      – Да нет никакого бога, – сказал он, помолчал и продолжил: – А если и есть, то пусть, потом, после смерти, меня схватят за волосы и носом натыкают в сущность всех этих понятий, которые доставляют нам