Стены. Артем Римский

все на самотек принесла бы ему такой желанный плод? Думаю, это был бы самый оптимальный вариант: стыдливая натура Мика в очередной раз закрыла бы его душу на сто замков и он бы просто отстранился. Понял бы, что нет никакой сказки, что его принцесса в его полной досягаемости, и потерял бы интерес. Но этого не происходило, Алиса не давала ни малейшего повода полагать, что заинтересована в личности Мика, и идея о «сверхлюбви» продолжала прогрессировать в сознании моего несчастного брата.

* * *

      В апреле пятнадцатого года, когда начали разворачиваться основные события всей этой истории, Мику было двадцать восемь лет. Алисе и Летиции по двадцать семь. Вся компания отличалась молодостью, красотой и больным рассудком.

      Второго мая мы с Миком сидели в его саду, который больше напоминал заброшенную рощу. Единственное чувство, которое к тому времени вызывал мой брат – это сострадание. Он пил коньяк прямо из горла бутылки, и казалось, совсем не замечал моего укоризненного и сожалеющего выражения лица.

      – Ты себя убиваешь, – говорил я.

      – Согласен.

      – Мне больно видеть тебя таким, Мик. Тебе бы побриться и постричься.

      – Да плевать, – он презрительно усмехнулся и провел ладонями по небритым щекам.

      – Неужели ты не хочешь измениться?

      – Ради чего?

      – Ради лучшей жизни. Ради себя.

      – Я именно такой, каким хочу себя видеть, – ответил он, сделал глоток коньяка, лег на спину и закрыл глаза. – Если не устраивает, никто не держит.

      – Какой же? – с досадой спросил я.

      – Каким меня дьявол сделал. Он и рассказал мне правду.

      На лице его играла презрительная ухмылка.

      – Какого черта ты несешь? – спросил я.

      – Нашептал мне, что вы жрете объедки с небес.

      – Ты больной?

      – Знаешь, как вы обычно называете эти объедки? – он приоткрыл глаза и в его черных зрачках я увидел лихорадочный огонь. – Любовь.

      – А, вон оно что. А ты, значит, слишком горд для этих объедков.

      – Не совсем так. Я просто лезу за стол и пытаюсь ухватить жирный кусок.

      – И как мы называем этот кусок? Ненависть?

      Мик отрицательно покачал головой, пригладил свои всклокоченные черные волосы, и вновь закрыл глаза.

      – Сверхлюбовь.

      – Потрясающе, – усмехнулся я. – И что она собой представляет?

      – Хочешь знать?

      – Хочу знать, что ты там навыдумывал.

      – Это не я. Это дьявол нашептал.

      – Мик, ты просто больной человек. Понимаешь, что ты похож на шута?

      – Ну и ладно, – усмехнулся он. – Я счастлив, и это главное. Ты просто судишь меня через призму своих взглядов на вещи, и я могу начать поступать точно так же. Но ведь я этого не делаю. Я ведь уважаю твое мнение. И думаю, это мое право – выбирать, кого любить и как любить, правильно?

      – Я не знаю, как заставляет любить дьявол.

      – До греха. Как и все, что ведет к величию.

      – Так