Баловень. Николай Шамрин

Оградят, так сказать, от последствий.

      Павел позволил себе иронично улыбнуться:

      – Можно сказать, что раньше «так» не было!

      Отец навалился грудью на стол и, чуть повысив голос, ответил:

      – Со мной так не было! И знаешь почему? – не дожидаясь встречного вопроса, ответил сам, – потому что мой отец, твой дед, по двенадцать часов вкалывал у токарного станка. А твоя бабушка, по моей линии, столько же времени проводила у ткацкого станка. И денег моей семье хватало лишь на самое необходимое для выживания.

      Пашка хотел было молча проглотить короткую исповедь отца, но не смог удержаться:

      – А как же мама? Ведь мой дед, отец мамы, не стоял у станка.

      Юрий Алексеевич вдруг успокоился. Отпив ещё один глоток, он поставил стакан на стол и с чувством гордости ответил:

      – Твоя мать – святая женщина! – подумав пару секунд, продолжил, – нет. Не так. Твоя мать – необыкновенная женщина! Женщина способная на самопожертвование. Я-то думал, что она посвятила себя моей карьере… Господи! Как я ошибался…

      Сын решился прервать монолог отца:

      – В чём ты ошибся?

      Юрий Алексеевич надолго задумался. Затем, подняв глаза, сказал, пожав плечами:

      – Выходит, что и не ошибался. Просто неправильно её воспринимал. Она помогала мне строить карьеру для того, чтобы в будущем проложить дорогу тебе. Своему сыну. Вот и вся недолга. Но я сейчас не об этом.

      – А о чём?

      – О твоих ровесниках. Из категории «блатных», – Юрий Алексеевич вновь пригубил из стакана, – знаешь, что самое страшное? Это то, что они правы в своих требованиях. Не они создавали эти правила жизни «избранных». Это началось задолго до сегодняшнего дня. Они лишь пользуются правилами, созданными такими людьми как твой дед. По материнской линии, конечно. И мы, нынешние отцы и деды, обязаны обеспечить им защиту. В случае чего. И сейчас я сделал то, что должен был сделать.

      Пашка поднял голову:

      – Получается, что если бы ты был рабочим или, скажем, вожатым трамвая, то ничего не стал бы предпринимать? Я правильно тебя понял?

      Отец пожал плечами:

      – Знаешь, чем отличаюсь я от твоего «вожатого»? Вожатый при всём желании не смог бы помочь своему оболтусу. А я – смог. И я уверен, что это и есть, та самая «социальная справедливость». Человек обличённый полномочиями, должен обладать и привилегиями. Иначе теряется смысл движения вперёд. Ладно, – Юрий Алексеевич поднялся из-за стола, – пора заканчивать. Тебе завтра к военкому. Призыв-то только через неделю начинается. А нам надо побыстрее тебя с глаз долой от общественности убрать. Ничего, два года в армии, это не отметка в анкете о снятой судимости. Тебя ведь даже из комсомола не исключили. Так что послужишь за кордоном, ума наберёшься, а там будет видно, что, да как. Ступай.

      Глава 6. В военном комиссариате

      Пашка сидел в приёмной военного комиссара и, глядя в недавно вымытое окно, тоскливо размышлял: «Про армию итак страшилки по универу бродят. Преподы, чуть что, призывом пугают. А тут ещё и Афган.