Питерский Шерлок. Знакомство. Вадим Агапов

ечно, я помню, что при асистолии электроимпульсная терапия (дефибрилляция) не используется. Итак…

      Глава 1.

      Незаметно наступала осень. Стремительно близилась ночь. Редкие фонари золотили листья деревьев. Я прижался лбом к холодному стеклу и вздохнул. Мест в реанимации не было. А больных в приемное отделение везли и везли. Вон, очередная «скорая», тревожными вспышками рассекая темноту, подлетела ко входу в приёмник. Сейчас начнут звонить и спрашивать про свободные места. Обернувшись, я нервно обвел взглядом реанимационный зал – все кровати были заняты. В полумраке мерцали мониторы, гудели аппараты ИВЛ, и пиликал инфузомат, сообщая, что лекарство скоро закончится. А кого тут переведешь? Разве что послеоперационного?

      Тут, конечно, зазвонил телефон. Сердце мое отреагировало тахикардией на пятую симфонию великого немецкого композитора.

      – Алло, реанимация, – невозмутимо ответила дежурная медсестра Анжела. Она сидела за столом, заполняя какие-то журналы. – Все поняла! – нетерпеливо оборвала она разговор и коротко сообщила мне: – Судорожный с остановкой на отделении! (Прим. автора: Имеется в виду приступ судорог с остановкой дыхания.)

      А затем, крутанувшись на стуле в сторону коридора, заорала так, что шевельнулся больной, находившийся под наркозом: – Паша! Подъем! На отделении остановка!

      Послышался грохот – это медбрат, дремавший на каталке в коридоре, свалился на пол. Через мгновение он с дефибриллятором в руках пронесся в сторону выхода из реанимации.

      – А чемодан? Вот, блин! – завопила ему вслед Анжела и, схватив серый пластиковый кейс, ринулась за ним.

      Я, вооружившись ларингоскопом, интубационными трубками разного диаметра, проводником и фонендоскопом, бросился в сторону черной лестницы – так было быстрее. Санитарка едва успела убрать ведро с водой, а через швабру я перепрыгнул. Два лестничных пролета – и я вбежал на соседнее отделение.

      Полутемный коридор, несколько кроватей. Бегу к той, вокруг которой суетятся медсестра, доктор, какие-то люди. Расталкиваю, вижу полураздетого мужчину. Слышу: «Судороги… хрипел… не дышал…» Лицо синее. Пульс на сонной артерии редкий, но ощутимый. Затрудненный шумный вдох с жутким прерывистым стоном. Клонические подергивания кистей рук. Осторожно завожу ларингоскоп в ротовую полость больному. Чувствую, как Анжела одевает на меня защитные очки. Больной тут же кашляет, и стекла покрываются брызгами мокроты. Вот вход в гортань. Но голосовой щели не видно – какой-то посторонний предмет розового цвета плотно застрял там…

      – Черт! Это зубной протез! – догадался я.

      Я поддерживал клинком ларингоскопа язык и надгортанник больного, при этом кусок сломанного протеза чуть смещался кнаружи, давая воздуху проникать в легкие. От мышечного напряжения левая рука ныла.

      – Режем горло? – возбужденно предложил молодой доктор и протянул мне скальпель. Мне захотелось его пнуть.

      – Нужен корнцанг, – пробормотал я, понимая, что вряд ли этот инструмент был в нашем кейсе.

      И тут случилось чудо – Паша неожиданно извлек из своего бокового кармана кровоостанавливающий хирургический зажим:

      – Москит сойдет?

      Захватив изогнутыми тонкими концами обломок съемного протеза, я осторожно стал тянуть его на себя… Черт! Скользкая пластмасса сорвалась. Но больной успел сделать полный вдох и выдохнул на меня не меньше литра воздуха, пропитанного перегаром. Я скривился от боли в левой руке и поморщился от неприятного запаха.

      А протез немного изменил положение, показав мне коронку зуба, за которую я ухватился и стал тянуть…

      – Надо было трахеотомию делать, – разочарованно произнес дежурный доктор, рассматривая извлеченный обломок.

      – Харакири себе сделай, – вполголоса сказал Паша, обрабатывая москит антисептиком.

      Помиравший вдруг открыл глаза и обвел нас изумленным и мутным взором. Неизвестно, что ему померещилось, но, откашлявшись и сплюнув, он шепеляво произнес:

      – Валите от меня, черти! Хрен вам, а не Федька Щукин!

***

      – Доктор, молодец! – похвалила меня медсестра, когда мы входили в реанимацию. Я приосанился. – Хорошо, что горло не резал, а то пришлось бы его к нам тащить, а у нас мест нет, – пояснила она.

      – А откуда у тебя взялся зажим? – поинтересовался я у Паши.

      – На нейрохирургии утром взял. В долг, – ответил медбрат.

      – В долг, – усмехнулась Анжела и покачала головой.

      – Всё тихо! – доложила нам санитарка. – Как велели: всех впускала, никого не выпускала.

      В коридоре сидела на стуле медсестра, как выяснилось, с гинекологии. Она ждала нас, чтобы попросить в долг магнезию. А в реанимационном зале у поста медсестры стоял молодой доктор, он был в колпаке и в маске, а в руках держал какие-то бумаги.

      – Просили вам передать, – сказал он и вручил мне пачку чьих-то анализов.

      Я посмотрел фамилии – таких у нас не было.

      – Это не наши, – покачал я головой.

      – Да? –