Сорванная маска. Саманта Шеннон

сирена. Где-то под покровом ночи Нашира Саргас планировала очередной ход.

      Ее власть и могущество внушали немалый страх. Инстинкт подсказывал: именно Наширу нам предстоит одолеть, чтобы выиграть войну. Однако вплоть до событий в застенках образ наследной правительницы не преследовал меня по ночам. Нас всегда разделяло солидное расстояние.

      Но теперь все изменилось. Дважды я сумела выскользнуть из ее лап. Стерпела пытки, не сломалась. Не умерила свой пыл. Не умерла. Нет, Нашира не успокоится, пока не сотрет меня с лица земли.

      К реальности меня вернул легкий шорох. Страж – Арктур – ничего, со временем освоюсь – пододвинул мне сверточек.

      – Подарок.

      Я с любопытством разглядывала продолговатый предмет, завернутый в газету.

      – Арктур, ну зачем! Это совершенно лишнее.

      – Разве ваше утробное рождение не чествуют дарами?

      – Утробное рождение? Какая прелесть!

      Сверток оттягивал руку. Внутри оказалась изящная шкатулочка. Овальную крышку украшал мотылек из дымчатого стекла, сидящий на овсяном колокольчике. Я как-то обронила, что это мой любимый цветок, символизирующий пленительную силу музыки.

      Я повернула золотой ключик, и из недр шкатулки возникла фигурка птички – белозобый дрозд с черным оперением и белой грудкой. Дрозд захлопал крохотными механическими крылышками и защебетал не хуже настоящего.

      – Арктур! Где ты раздобыл такую красоту?!

      – Пожертвовал экземпляром из своей коллекции. Была табакерка, стала boîte à oiseau chanteur.

      Музыкальная шкатулка.

      – Потрясающе! – искренне восхитилась я. – Погоди, ты сам ее смастерил?

      – Просто внес кое-какие коррективы.

      Внутренняя сторона крышки, стилизованная под маковое поле, тоже поражала изяществом. Страж сел рядом и повернул ключ в другую сторону. Дрозд умолк, заиграла музыка. Мелодия навеяла смутные воспоминания: дедушка чинит арфу и скрипучим голосом поет об утраченной возлюбленной.

      Меня вдруг одолела тоска, ее щупальца росли из потаенного уголка сердца, навсегда отданного Ирландии. Представилось, как Страж мастерит шкатулку под неодобрительными взглядами Рантанов.

      Арктур подарил мне осязаемую память. Повинуясь порыву, я наклонилась и легонько поцеловала его в щеку:

      – Спасибо.

      – Хм, – буркнул он и поднял свой бокал с вином. – За тебя, Пейдж. И за следующие двадцать лет.

      – Sláinte, – откликнулась я на родном диалекте. – Твое здоровье. Надеюсь, следующие двадцать лет выдадутся более радужными.

      Мы выпили. Я пристроила голову ему на плечо, и мы просидели до самого рассвета, наблюдая, как на небосводе одна за другой гаснут звезды.

      Тянулись унылые, однообразные дни, но агент «Домино» не спешил выйти на связь. Моя реабилитация тоже застопорилась. За две недели синяки, конечно, поблекли, однако слабость никуда не делась.

      Душевные раны затягивались еще медленнее. Время ничуть не притупляло воспоминаний. Я по-прежнему не смыкала глаз по ночам. Иногда мне являлось обезглавленное