Запертый. Дем Михайлов

улыбнулся я. – Я правда не боюсь, Бишо. Может, я свихнулся?

      – А может ты стал мужчиной?

      – Смешно…

      – Все мы взрослеем по-разному, – машинка в руке старика тихо зажужжала и вгрызлась в мои волосы на макушке. – Кто-то раньше, кто-то позже. А кто-то никогда. Я смогу кое-что сделать для тебя – скажу им, что ты упал, ударился головой, был чуток не в себе, попрошу тебя не трогать…

      – Нет! – отрезал я и сам удивился, насколько решительно это прозвучало. – Я сам разберусь!

      – Убьют… сколько у нас камер наблюдения на Шестом? Одна между третьим и четвертым торговыми кубиками. Еще одна у лифтового створа…

      – И одна в СоцСикс, – закончил я за него. – Знаю.

      – И они знают.

      – Плевать. Я… я не знаю, как объяснить, Бишо… но я просто устал.

      – Устал от чего?

      – Я устал бояться. Устал быть чмошником. Устал получать от всех пинки и устал с боязливой улыбкой спрашивать – не ушиб ножку, пиная меня по лицу? Закончил? Или пнешь еще разок? Давай смелей – пинай. Я никому не скажу. Никому не пожалуюсь…

      – Ты рос без отца, – тихо обронил старик.

      Глядя, как на мою прикрытую накидкой грудь падают грязные пряди волос, я грустно усмехнулся:

      – Нет. Я рос с отцом. Он до сих пор живет по соседству.

      – У него вроде как не сложилось с твоей матерью…

      – Ага. И поэтому он постоянно выбивал из нее дурь. Прямо при мне. А затем переключался на меня. Прошли годы… и вот он счастливо живет с другой женщиной, а моя мама умерла.

      – Ее забрал рак.

      – Виноват отец, – покачал я головой. – Слишком много побоев. Слишком много стресса, ужаса и страха за меня… Ее организм просто сдался… Она устала и хотела умереть. Знаешь… в жизни моей мамы никогда не было счастья… каждый ее день был чернее черного… сплошной гребаный мрак, пропитанный страхом…

      – Амос…

      – И всем было плевать… всем было насрать… они знали, что отец делает с ней. Делает со мной… и они молчали… просто отводили глаза…

      – Амадей… не стоит винить…

      – Ты прав. Не стоит винить отца. Это я виноват, что позволил так обходиться с мамой. Я виноват, что просто смотрел, как он колотит ее кулачищами, а она машет мне рукой, приказывая убегать… – медленно сжав кулаки, я кивнул. – Да… это я виноват. Ты закончил, Бишо?

      – Закончил. Распишись вот тут.

      Мне под руку подсунули папку с зажатым в ней исцарапанным листом многоразовой пластиковой бумаги. Вынув из держателя писчую ручку с зеленоватыми органическими чернилами, я разборчиво и неторопливо написал имя и фамилию, а затем расписался.

      Амадей Амос. Услуги парикмахерской получены. Претензий не имею.

      – Выпьешь кофе? Имитация, конечно, но есть подсластитель.

      – Выпью. Без сладости, – односложно ответил я и указал на главное украшения заведения: – Можно?

      – Конечно! Я тебе и пару стеблей еще докину. Уверен насчет подсластителя? Лук горек…

      – Горькое